Ночь упырей - Анастасия Александровна Андрианова

Время поджимало. Он чувствовал, как тело из быстрого и собранного становится неповоротливым, чужим. Будто усталость настигала в несколько раз быстрее обычного, и даже дыхание изматывало, отнимало силы. Дождавшись, когда автобус свернёт на улицу, где между домами виднелось особенно густое сплетение проводов, Смородник снова ударил двери ботинком и выскочил на ходу из салона. Задрав голову, он проследил за направлением самых толстых проводов, по которым время от времени пробегали белые разряды. Они расползались по небу густой спутанной паутиной, но центр её лежал где-то дальше. Это было непросто определить: провода сплетались клубками, разбегались тонкими лозами и снова спутывались в жуткие подобия птичьих гнёзд – пришлось внимательно поразглядывать их, прежде чем разобрать, в каком направлении двигаться.

На улице задувал ветер, ощущаемый даже сквозь защитный костюм. Смородник повертел головой, пытаясь сориентироваться. Темень, нет же никаких карт этой дыры, да и навигатор в телефоне не работает. Как-то нужно запомнить, где он уже был и как вернуться назад – тут хотя бы автобус ездит.

А обратно на поверхность как? С той разорённой стоянки? Там не было ничего похожего на проход. Хотя… там была река. Нырять?

Смородник шикнул под маской. Некогда думать об этом, нужно быстро добраться до центра и подсмотреть, что за хрень там творится. Найти людей. В идеале – ещё и тех предателей-чародеев, которые тут вели свои дела. А уже потом – вернуться и доложить Матушке.

Его окружала улица, очень похожая на ту, где они с Мавной покупали в аптеке гематоген после нападения упыря в сквере. Тоже вывески, но разбитые, почерневшие, будто обугленные. И дома выглядели давно покинутыми: серые, с чёрной плесенью по углам, разбитыми окнами и засохшими деревьями во дворах. Ветер гнал по асфальту листья, которые слишком хрустко крошились под подошвами, и сквозь запотевшую маску Смородник разглядел, что это были не листья вовсе, а хрупкие косточки мелких животных и птиц.

Он попытался бежать. Вдоль тротуара попадались киоски с голубым неоновым светом внутри. Смородник мельком взглянул на один из ларьков: вместо журналов и канцелярии к стёклам были приклеены чьи-то гниющие внутренности, развешанные как колбасы в мясной лавке. Вместо продавца из окошка на него щерились упыри, набившиеся в крошечную палатку, как пельмени в пачку. Смородник едва сдержался, чтобы не снять перчатку и не запустить огнём в оскаленные морды. Нельзя. Он не знал, чем это обернётся. По меньшей мере он глупейшим образом обнаружит себя. Нельзя показывать здесь искру. Это было ему очевидно даже без тщательных раздумий.

Но искра просилась наружу, нестерпимо жгла пальцы, рвала горло и вонзала шипы в сердце. Смородник прибавил шаг. Он старался не смотреть по сторонам, а боковое зрение всё равно подбрасывало смутные образы тварей, преследующих его на четырёх ногах. Стоило повернуть голову к ним, и силуэты взмывали в воздух чёрными лоскутами, как разодранные целлофановые пакеты. Попробуй разбери, на самом деле они его преследовали или нет.

Дыхание быстро сбилось. Будто он бежал не несколько минут, а полдня без остановки. Ноги слабели, лёгким не хватало воздуха. Смородник старался смотреть строго вперёд, на конец улицы: тогда казалось, что вдалеке виднеется какое-то большое здание, похожее на торговый центр. Если смотреть себе под ноги, то расстояние до здания снова становилось больше, будто его откатывали назад на беговой дорожке.

И когда впереди ясно стала видна городская площадь, Смородник кинулся к ней изо всех сил, с хрипом втягивая густой воздух в слипающиеся, горящие лёгкие.

Приблизившись, он понял, что площадь усыпана битым стеклом. Бутылки, окна, стаканы – прозрачные, тёмные и зеленоватые осколки разных форм и размеров усеивали брусчатку. Смородник моргнул, и на секунду вокруг показались истерзанные, обезображенные тела, над которыми кружили мухи. Он снова моргнул, тела исчезли. Но его собственные руки превратились в кривые лапы с изогнутыми острыми когтями. Никаких перчаток, только натянутая бурая кожа, местами в гниющих струпьях и язвах. Смородник брезгливо тряхнул руками, и они снова стали обычными, обтянутыми перчатками и перемотанными скотчем на запястьях.

Так же как и в Сонных Топях, над площадью поднималось здание торгового центра, явно старое, построенное несколько десятилетий назад: эту нелепую архитектуру, сочетающую невероятное нагромождение бетона и окон, ни с чем не спутаешь. Но здесь не было ни рекламных баннеров, ни вывесок со скидками, ни киноафиш. Здание мрачно взирало на площадь погасшими окнами, из крыши расходились сплетения труб и проводов, а от бетона будто раздавалась вибрация, сливающаяся с густым смрадным воздухом в постоянный дребезжащий гул.

Смородник понял, что, если он постоит здесь ещё дольше, видения скоро сведут его с ума. Его мозг и без того пульсировал от боли, которая начиналась где-то в затылке, переходила на виски, вкручиваясь штопорами с обеих сторон, и сосредотачивалась во лбу, как вбитый внутрь рог грёбаного единорога. Смородник внутренним чутьём ощущал, что он истончается. Размывается в этой серой мгле, растворяется, как порошковый кофе в стакане. Ещё немного – и его голова просто взорвётся. А может, вспыхнет сердце, не выдержав напор скулящей от боли искры.

Он сделал шаг. Затем ещё.

Ломающиеся под ногами стёкла через пару шагов превратились в разлагающиеся тела. Сотни, тысячи людей лежали друг на друге. Сваленные, как забитый скот. И у каждого из них было знакомое лицо.

Мама. Отец. Мануш. Сам Мирча.

Соседи, родственники, старейшина.

Дивник, Мятлик, Клён. Их лица были не тронуты тленом, а мёртвые глаза смотрели с укоризной. С ветром над площадью пролетел шёпот:

– Смородник, Смородник, за что ты нас убил? С-смородник-к, п-предатель-ль, беш-шеный пёс-с-с…

Смородник побежал. Ноги проваливались в мягкую плоть, но он, до скрежета стиснув зубы, уговаривал себя: это всё видение, это морок, это не по-настоящему… чувствуешь? Под подошвами на самом деле твёрдая почва. Не разлагающаяся плоть. Иначе ты бы и шагу не ступил. Так? Споткнулся бы и упал. Но ты можешь бежать.

Тел становилось всё больше, и, чтобы двигаться дальше, ему приходилось ступать прямо по ним. По рукам. По шеям. И по лицам. Огромный тяжёлый ботинок полностью закрыл лицо мёртвого маленького Мирчи с белёсыми личинками мух, копошащимися у глаз и в уголках рта. Следующий шаг – Смородник прерывисто втянул воздух сквозь зубы – пришёлся по маме.

Он сглотнул колючий ком в горле. Мама…

Упасть бы на колени, прижаться лбом к её груди, хватать за руки и умолять