Пересмешник на рассвете. Книга 2 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

Клара тряхнула рыжей челкой.

– Не думаю, – сказала она. – Но это неважно. Я не он.

– Дура! – выкрикнул цыган, а затем перевернулся на спину и заплакал.

Клара переместилась к нему ближе и положила ладонь на плечо.

– Прости, я не могу позволить тебе убить его. Не ради него, но ради тебя. Убить тело легко, но такие вещи убивают душу. Ты бы презирал себя до конца своих дней, и не мне тебе говорить, чем бы все это закончилось.

– Да пошла ты в жопу! – не сдержался Радик. – Да! Ты права, и поэтому пошла ты в жопу!

Клара сжала его плечо и отступила, а Радик так и остался лежать на полу, вздрагивая от рыданий.

– Нам пора идти, – сказала Клара, поворачиваясь к Флипу. – Пока мы теряем время, может случиться непоправимое.

– Да, но…

Но тут опять вмешался Хавьер, который последние несколько минут только и делал, что разевал рот да хлопал глазами:

– Проклятье! Кто-нибудь объяснит мне, какого черта здесь происходит?! Я уже ни черта не понимаю! Антуан, дружище, почему они говорят, что ты – это не ты, а полицейский шпик? Скажи им…

– Боюсь, друг мой, это действительно так, – ответил Варгас, но так тихо, что Флип с трудом его расслышал. – Мне очень жаль.

– Нет! Не может этого быть! А как же, как же… Я же видел бомбу у тебя под кроватью! Самую настоящую, собственными глазами, можешь не отпираться.

– Ах, бомба, да… – Варгас устало кивнул. – Теперь она твоя. Мой прощальный подарок.

– Подарок? – Хавьер задергался. – Какой еще подарок? Ты о чем таком говоришь? Ты бредишь, да? Совсем выжил из ума?

– Больше мне нечего тебе подарить, друг мой, прости. А бомба… Думаю, она тебе пригодится. Какой же анархист без бомбы?

Он прикрыл глаза, а Хавьер схватил его за плечи. Флип испугался, что сейчас художник начнет трясти Варгаса и будет трясти до тех пор, пока у того не отвалится голова. Но Хавьер сдержался.

– Не смей! – выдохнул он. – Даже не думай умирать! Я тебе никогда этого не прощу!

– Умирать? – Варгас приоткрыл глаза. – Нет-нет. Я только вздремну ненадолго. Очень хочется спать.

И веки его снова сомкнулись. Хавьер продолжал держать его, и вид у него был вконец обескураженный. Словно он узнал слишком много того, чего знать не хотел, да и не должен был, и его лохматая голова не могла вместить всего этого знания.

– Он…

Клара осторожно, кончиками пальцев, дотронулась до запястья Варгаса. Руки не убрала.

– Он спит, – сказала она. – Они все спят.

Но Флип, каким-то образом научившийся читать ее мысли, понял, что она не так уж уверена в своих словах. Понял, но промолчал.

– Ты что-то говорил про бомбу? – неожиданно спросила Клара. – Какую еще бомбу?

– Бомба… Там, наверху, в чемодане. Он… Теперь она моя.

Хлопая глазами, Хавьер посмотрел на Клару и спросил:

– Зачем мне бомба?

– Не знаю. Но… Может, затем, чтобы всех разбудить?

Некоторое время Хавьер глядел на нее, как потерявшийся ребенок глядит на незнакомого человека, вызвавшегося проводить его домой, не зная, как поступить: то ли довериться, то ли бежать со всех ног от подозрительного доброхота. А потом его лицо перекосила гримаса.

– Разбудить?! Бомбой?! – Хавьер не рассмеялся, но зафыркал в нос, будто поперхнулся шипучкой. – Разбудить?! Да, разбудить… А ведь когда-то мне хватало на это банки с краской!

Очень бережно он положил голову Варгаса на пол, после чего встал и пошатываясь побрел к лестнице.

– Бомба… – бормотал он. – Ивонн предупреждала меня, что этим все и кончится. Предупреждала… Откуда только знала?

Он шел, а в глазах его блестели слезы.

– А ты уверена, что нам действительно нужна бомба? – шепотом спросил Флип.

– Понятия не имею, – сказала Клара таким тоном, что Флип решил обойтись без расспросов. – Готов идти?

– Куда же я денусь?

– Хорошо. Вильгельм?

Однако художник покачал головой.

– Нет. Простите. Я не могу. Не могу бросить ее, да и его тоже…

Он кивнул в сторону Этьена и усмехнулся.

– Куда они без меня? А если с ними что-то случится? Я себе этого никогда не прощу.

Клара прикусила нижнюю губу.

– Конечно, – сказала она после короткой паузы. – Я понимаю. Так будет лучше.

– Я… – начал Вильгельм, но, не договорив, махнул рукой.

Флип прочистил горло.

– Если так получится, что мы больше никогда не увидимся… Я рад, что мы были знакомы. И с тобой, и с Этьеном, и… Потом соберешь мои записки в номере. Может быть, получится сделать из них пару неплохих сборников.

– Я сделаю это, – серьезно сказал Вильгельм. – Не сомневайся.

Кто-то громко шмыгнул носом. Как оказалось – Вторник.

– Не обращайте на меня внимания, – сказал он, кулаком вытирая левый глаз. – Люблю трогательные сцены, ничего не могу с собой поделать.

Флип же подумал о том, что, если бы Вторник стоял хоть немного ближе, он бы точно врезал ему по зубам, не сдержался бы.

Вильгельм опустил взгляд на револьвер, который держал в руке. И хмыкнул.

– Я бы отдал его тебе, – сказал он. – Думаю, он бы тебе пригодился… Только здесь не осталось ни одной пули. Последние потратил на Чучело, а всё зря…

– Что? Погоди… – Флип посмотрел на лежащего на полу Радика. – Хочешь сказать, ты угрожал ему разряженным револьвером?

– Ну да, – кивнул Вильгельм. – Мне показалось, что одного только доброго слова будет недостаточно.

Флип переводил взгляд с художника на цыгана и обратно, но далеко не сразу смог подобрать слова.

– Никогда, запомни, никогда в жизни я не буду играть с тобой в карты. Даже не предлагай. – Он обреченно вздохнул. – Надеюсь, мы еще увидимся и выпьем в «Лошадке».

– Или где-нибудь еще, – улыбнулся Вильгельм. – Ты уж постарайся. Не хочу разбирать твой почерк.

Они пожали друг другу руки и разошлись. А наверху лестницы вновь появился Хавьер, двумя руками прижимая к груди увесистый чемодан. Снова в красном шарфе и длинном, не по росту, пальто, и теперь, принимая во внимание, что лежало в чемодане, он и впрямь превратился в опереточного террориста-анархиста, карикатуры на которых печатали в «Суаре».

– Я только одного не понимаю, – сказал Хавьер с лестничной площадки. – Почему эти бомбы такие тяжелые? С банкой краски было как-то полегче.

Глава 90

До церкви Святого Мартина они добрались без происшествий, разве что Хавьер всю дорогу ныл и жаловался: почему он один должен таскать тяжести, а все остальные шагают налегке? В его словах