Вскрытие и другие истории - Майкл Ши

Через улицу, в окне, которое было всего на этаж выше ее собственного, сидел Жирная Морда. Какое-то время Патти просто таращилась на него, стыдясь своей мелкой жестокости, но согреваясь улыбкой доктора, полной доброго понимания, словно он видел то отчаяние, из которого родился этот поступок. Она неожиданно сообразила, что на ней нет ничего, кроме лифчика.

При виде того, как она вздрогнула, он улыбнулся чуть веселее, и Патти поняла, что он понимает и то, что это случайность, а не уловка проститутки.

И поэтому, охваченная стремительным возбуждением, она превратила это в кокетство и изящным движением прикрыла грудь блузкой. Она воплотит свою фантазию и нежностью изгонит кошмары, заполонившие ее жизнь. Патти с улыбкой указала на себя, а потом, вопросительно, на Жирную Морду. Как он просиял! Не показалось ли ей, как увлажнились его глаза и губы? Он энергично кивнул. Патти продемонстрировала большим и указательным пальцами, что скоро придет. Отходя от окна, заметила, как по тротуару приближается стайка пациентов гидропатической клиники, некоторые – с бродячими собаками на поводках.

Это ее обеспокоило, и Патти мылась медленнее, чем собиралась. Прибытие пациентов не только создавало потенциальные препятствия для встречи – оно к тому же напомнило ей о зверолове, и это воспоминание охладило ее сексуальный пыл. Патти медленно спустилась в фойе. Там никого не было. На улицах царило воскресное запустение, редкое для этой части города. Неожиданно Патти захотелось вечеринки. К черту извращенцев-благотворителей. И как раз когда она остановилась у окна, к отелю подъехала машина, полная ее подруг, которые замахали ей, приглашая присоединиться.

И она почти это сделала – но потом заметила в машине сестру Шери. Патти содрогнулась от такого близкого напоминания и с улыбкой махнула им, чтобы уезжали. А потом вышла на улицу. Нет. Эти пациенты с их дворнягами сделали здание напротив слишком неприятным для нее.

Она повернула к любимому бару. Арнольд выскочил из своего киоска и попытался ухватить ее за руку.

Патти была на взводе и успела отскочить. Арнольд, похоже, боялся отходить далеко от киоска и не стал ее догонять, но взмолился ей вслед:

– Пожалуйста, Патти! Подойди и послушай!

И неуловимое воспоминание о прошлой ночи ударило Патти, точно молния. Слово «шоггот» было таким пугающим, а история в книге – такой знакомой, потому что именно об этом говорилось в том письме! Ее поразило, что она сумела полностью выкинуть то угрожающее послание из головы. А ведь оно перепугало Шери в ночь перед ее смертью. Его передал Патти Арнольд – и книгу тоже! Вот о чем говорил его взгляд. Красное слабоумное лицо умоляюще таращилось на нее.

– Пожалуйста, Патти. Я кое-что знаю. Подойди…

Он рванулся вперед, чтобы схватить ее руку, и Патти с визгом отскочила, вновь оказавшись быстрее. Арнольд, лишившийся защиты своего киоска, испуганно застыл. Патти подняла взгляд и с восторгом увидела, что Жирная Морда смотрит вниз, на Арнольда – не дружелюбно, но гневно. Продавец газет разинул рот и забормотал, как будто оправдываясь перед тротуаром:

– Нет. Я ничего ей не сказал. Я только намекнул…

Патти радостно перебежала улицу и через несколько мгновений уже летела вверх по ступенькам, по которым еще недавно поднималась с такой неохотой.

Давящая атмосфера, встретившая ее в этих немых коридорах в прошлый раз, никуда не делась – в каком-то смысле страх был их частью, – но Патти ее обгоняла. Захваченная солнечной фантазией, она двигалась слишком быстро, чтобы ее одолела эта тяжесть. Она пробежала по коридору четвертого этажа и, достигнув двери, у которой Шери тогда с хихиканьем опустилась на колени, а она сама струсила, схватила ручку и постучалась, одновременно врываясь внутрь – настолько безудержным было ее стремление к милосердному здравомыслию. Жирная Морда сидел за большим письменным столом у окна, через которое Патти всегда его видела. Ноги у него оказались уродливее, а живот – толще, чем у его пациентов. Это вызвало у нее приступ веселья, но не переменило ее амурных намерений.

Он был одет в просторные медицинские халат и штаны. Ботинки у него были массивные, черные, на ортопедической подошве. Такое тело в отсутствие доброй души могло бы вызвать отвращение. Его же, озаряемое сверху теплым маяком улыбки, казалось всего лишь отеческим, приболевшим – милым. Откуда-то донеслись отдающиеся эхом, как в большом закрытом помещении, плеск воды и голоса животных – странным образом сливающиеся. Но Жирная Морда заговорил:

– Дорогая моя, – сказал он, пока что не поднимаясь, – вы делаете этого глубокого, глубокого старика очень, очень счастливым!

Голос его был чудом, от которого спина Патти покрывалась мурашками сладострастия. Это был странный голос, тонкий и дрожащий, пронизанный словно бы сыгранными флейтой нотками серебряной чистоты, греховно мелодичный. Этому голосу были знакомы соблазны, о которых Патти, возможно, и мечтать не могла. Она лишилась дара речи и выставила руки в робкой попытке защититься.

Он вскочил на ноги, и искрящий задор, с которым двигалась его огромная туша, послал новый разряд по громоотводу нервов Патти. На своих слоновьих ногах он резво, точно кот, подскочил к двери позади своего стола и с поклоном пригласил гостью войти. Голоса животных и шум клокочущей воды с обновленной громкостью хлынули из проема. Озадаченная, Патти переступила порог.

В комнате стояла лишь одна похожая на чашу гидропатическая ванна. Стены были из голого бетона, за исключением одной, с рядом закрытых ставнями окон, сквозь которые и лился мокрый шум. Патти наконец-то одолела неверие и приняла факт, с которым боролась все это время, – эти собачьи бульканья и кошачьи вопли были свидетельством мук и отчаяния. Это были не звуки больницы. Это были звуки пыточной камеры. Дверь захлопнулась с поразительно громким стуком, за которым последовал резкий щелчок. Жирная Морда, воодушевленно расстегивая халат, сказал:

– Ну же, загляни туда, милая, наивная блудница! О да, о да, о да… скоро мы все будем пировать сладчайшей плотью – мужчин и женщин, а не жалкого зверья!

Патти с открытым ртом внимала жуткой музыке его речи, с трудом улавливая ее смысл. Доктор стягивал штаны. Как оказалось, под одеждой у него был сложный резиновый костюм, весь перетянутый застегнутыми на пряжки ремнями. Ошеломленная Патти открыла ставню и заглянула в окно. Она увидела огромный закрытый бассейн, на существование которого намекали звуки, но не той формы и не того ярко-синего хлорного цвета, которые она ожидала увидеть. Перед ней зиял огромный слизисто-черный