Жена-беглянка. Ребенок для попаданки - Константин Фрес

Так закончил свое существование хитрец Макс, негодяй Стас…

***

Разумеется, Ивар не повез колье королю.

Хотя, разумеется, это был бы блестящий подарок!

Он ни минуты не сомневался в том, как распорядиться этим сокровищем.

Он хотел вернуть колье законной хозяйке — той, которой это колье было когда-то подарено его братом.

То есть, мне.

А я…

Признаться, с тех пор, как узнала, в чьем доме живу, я ждала Ивара.

Не признаваясь самой себе в этом, подсознательно его ждала.

Хотела, чтоб он увидел вернувшиеся на свои законные места гербы.

Хотела сказать ему спасибо.

И просто побыть рядом. Хотя б просто помолчать.

Поэтому, когда мне передали весть о его визите, я поспешила к нему навстречу с внезапно сильно забившимся сердцем.

Ивар стоял в холле. Я даже засмеялась от своей недогадливости, потому что сейчас четко увидела, что он был словно часть этого дома.

— Доброго дня, ваша светлость, — я склонилась перед ним в реверансе.

Его разноцветные глаза так и бегали.

Он был пойман с поличным.

Он заметил и отмытый портрет, и свои гербы, которые теперь красовались над каждой дверью.

И он не знал, что я ему скажу за раскрытый обман.

Не знал, как я приму — и приму ли? — его дар. Его дом.

Теперь-то я была богата настолько, что могла позволить себе любой дом.

— Благодарю вас, ваша светлость, — произнесла я, заметив его метания.

И снова склонила перед ним голову.

— Ваша деликатная помощь и поддержка очень мне помогли, — продолжила я, осмелившись поднять взгляд. — Это…

Мой голос дрогнул, и я перевела дух прежде, чем продолжить.

— Это намного больше, чем для меня сделал кто-либо еще. Я обязательно верну вам долг… Могу вернуть и дом. Он — ваше родовое гнездо…

— Я не приму денег, — грубовато перебил меня Ивар. — Сделка состоялась. И обратного хода нет. Хозяйкой его значитесь вы.

— Я благодарна вам, — с теплом ответила я.

— Не стоит благодарностей, — ответил Ивар сухо. — Это мой долг — заботиться о вас.

— Долг? — удивилась я.

— Мой брат, Натан, герцог Ла Форс, мертв, — выпалил Ивар. — Ваш ребенок — это последний из нашего рода. И я должен опекать его. Разумеется, я сделаю его своим наследником, когда он родится и вырастет…

— О, соболезную, — произнесла я. — Сожалею вашей утрате. Но…

Я шагнула к нему и оказалась близко-близко. Практически вплотную, почти касаясь его одежды.

— Но вы можете жениться и завести своих детей, — произнесла я вкрадчиво и тихо.

— Нет, нет!

Ивар даже зажмурился и отчаянно замотал головой.

— Вы же знаете, — забормотал он, растеряв всю свою холодность, — вы же видели…

Произнести он не смог.

Зато сорвать перчатку с руки — да.

— Не должно рождаться уродов с… этим, — выдохнул он, демонстрируя мне чешую.

Он краснел и бледнел, наблюдая за моей реакцией.

Вот, значит, почему он перчатки не снимал. Ну, это все объясняет…

— Пятно на теле — это такая мелочь, в сравнении с благородством души, — заметила я, проведя по темной чешуе пальцем.

Ивар поспешно отнял у меня руку, спрятал ее за спину, словно мои слова обожгли его.

— О, нет! Нет! — прошептал он, отступая от меня. Взгляд его был исступленный и безумный, словно он не верил в то, что я не оттолкнула его за уродство. — Я слишком привык жить с клеймом урода! И я не благороден, нет! Я урод, насквозь прогнивший мерзавец! Спросите-ка тех, кто имел несчастье со мной познакомиться поближе!

— Мне плевать, что они скажут, — отчаянно и твердо ответила я, упрямо делая шаг Ивару навстречу снова. — Я знаю вас, как милосердного и доброго человека. И на мой взгляд, вы заслуживаете счастья как никто иной.

— О моем милосердии ваш братец послушал бы с большим интересом, — усмехнулся Ивар и протянул мне руку.

В его ладони красными каплями крови сверкнуло рубиновое колье.

— Он больше не потревожит вас, — произнес Ивар, вкладывая колье мне в руки.

— Благодарю, — прошептала я одними губами.

И вдруг безотчетно поймала его пальцы и крепко сжала их.

И он не нашел в себе духа отнять их у меня и лишиться такого желанного прикосновения.

Мы стояли друг напротив друга, взволнованные, порывающиеся сказать друг другу важные и главные слова, и захлебывающиеся своим смущением и волнением.

— А вы изменились, — заметил Ивар, всматриваясь в мое лицо. — Однажды я отпустил, позволил убежать испуганной бледной девчонке. Думал — пропадет мотылек. Но вы выдержали. Выстояли. Вы сражались за свою жизнь и победили, графиня Рубин.

Он снова криво усмехнулся и несмело погладил мои пальцы.

— Из нищенки сделаться графиней Рубин, — задумчиво повторил он мое имя. — На это способны единицы. Если вообще кто-нибудь способен кроме вас.

— С вашей помощью, — сказала я. — Это вы меня спасли. Вы. Сама я не выбралась бы. И вы говорите, что не добры?

— Я увидел беспечного невинного мотылька, попавшего в передрягу, влипшего в такую паутину, какой не заслуживал. Такое чистое создание не должно было погибнуть, растерзанное нашими грязными руками. Я не мог поступить иначе.

— Ваша матушка сделала ставку не на того сына, — заметила я. — Вероятно, задумай она женить на мне вас, у нас бы все сложилось. Она в своей любви к Натану слепа.

— Она тоже мертва.

— О, простите…

Я чуть пожала его руку, и он ответил мне чуть слышным стоном.

— Нам нельзя, — побормотал он, как в мучительном бреду. — Даже думать нельзя о том, что…

— Отчего? — безжалостно спросила я, видя, как он борется с искушением.

— Наши дети, — выдохнул он мучающую его давно мысль. — Мои дети… они будут поражены той же порчей, что и вся моя семья. Что и я. Как Натан и Ида. Рано или поздно их потянет друг к другу, и устоять они не смогут. А значит, наплодят таких же уродов, что и сами. Ваш ребенок… он будет чист. Натан был чист, когда зачал его. И если не будет родной крови рядом в виде соблазнительной самки, ваш сын женится на обычной женщине, и проклятье с рода будет