Антропология недосказанного. Табуированные темы в советской послевоенной карикатуре - Анна Шевцова

похищением невесты (11/1967). Популярен бродячий сюжет о неадекватной региону тематике, в данном случае о нелепой лекции про разведение северных оленей в горном ауле – при этом аксакалы, готовые «вернуться к нашим баранам», полны достоинства (К. Елисеев, 03/1967).

Мягкому визуальному языку шестидесятых созвучны сюжеты семейные и часто трактованные без обличительных оттенков. Это и сюжет об очаровательной жительнице Тбилиси, ушедшей от мужа-барабанщика (23/1963), и истории об акселерации и кумовстве (Грузия, 36/1967), трогательном подкаблучнике (33/1966), прожигателе жизни из Тбилиси (13/1968), незадачливых доморощенных сыщиках (Южная Осетия, 02/1969). Даже кумовство показано нежно (27/1964), с важным символом кавказского гостеприимства – накрытым столом. Впрочем, кому-то и достается: «Азербайджанфильму» за растраты и скучные кинокартины; и спекулянтам кисловодского рынка. Популярный сюжет – великовозрастный недоросль на шее у родителей и домработницы («Кирпи», 36/1960), которого «поступят» в вуз по блату, женят и будут содержать вместе с такой же инфантильной женой до пенсии.

Данные сюжетные линии в целом перекликаются с отражением Кавказа в других видах искусства, например кинематографе. Достаточно вспомнить такие сверхпопулярные в то время картины, как «Я, бабушка, Илико и Илларион» (книга 1960, Н. Думбадзе, фильм 1963, реж. Тенгиз Абуладзе), «Кавказская пленница» (1967, реж. Л. Гайдай), «Цвет граната» (1968, реж. С. Параджанов), «Адам и Хева» (1969, реж. А. Коренев), «Не горюй» (1969, реж. Г. Данелия) и другие[96].

Реальная республика все больше расходилась с той обаятельно-застольной, романтически раздолбайской Грузией, которую, по сути, выдумали Думбадзе и Габриадзе, Иоселиани и Данелия, Квирикадзе и Джорджадзе[97].

Нетрудовые доходы – пожалуй, самая частая претензия карикатуристов к условным представителям народов Кавказа, национальность которых иной раз можно только предположить. В иллюстрациях того периода торговцы цветами (10/1967), фруктами, зеленью (34/1964), помидорами, в общем продуктами несерьезными, не первой необходимости, – как правило, цветущие мужчины, занятые не мужским трудом, а иногда даже притворяющиеся инвалидами (30/1969) в корыстных интересах. Интеграция представителей Кавказа в неофициальную советскую экономику началась еще раньше[98], но именно в 1960-е годы она начинает набирать обороты и вызывать негативные реакции не только у населения, но, судя по карикатурам, и у определенной части номенклатуры.

Естественно, представители Кавказа присутствуют и на изображениях, связанных с дружбой советских народов (11/1961, «Близкие друзья» 30/1966). При этом на последнем изображении представитель Грузии изображен не совсем в стандартной манере (в папахе и костюме), что можно интерпретировать как знак постепенного размывания национального колорита. Впрочем, на картине, изображающей советских бюрократов, представителей Кавказа легко узнать по бочке вина и канци (07/1960), которые также с этого периода стали одним из неотъемлемых региональных брендов. Сюда же можно отнести и дружеские шаржи на главреда «Нианги» в неизменной черкеске с газырями и на самого «Нианги» – витязя в крокодильей шкуре, срубающего на полном скаку головы деревянным алкоголикам, бюрократам и кляузникам (17/1963). Отдельного упоминания заслуживает карикатура, посвященная установке памятника Шота Руставели в Москве (32/1966), обыгрывающая повседневные реалии с проблемным получением московской прописки.

Общее количество изображений по сравнению с предыдущей декадой значительно выросло – всего насчитывается 58 иллюстративных материалов. При этом возникла сильная внутренняя диспропорция по регионам: теперь Северному Кавказу уделено больше половины всех изображений (33), а Грузии – 14. Есть и изображения, на которых Кавказ условен, как в блокбастере 1967 г. «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика» (реж. Л. Гайдай), где, как известно, «не в нашем районе» украли даже члена партии.

Условный «Кавказ» в 1970-е годы, с точки зрения карикатуристов «Крокодила», снова ассоциируется с кавказскими долгожителями. Это и дружеский шарж на старейшего гражданина СССР (И. Наджафкули, В. Шкарбан, 35/1972, 22/1975), и экзотические репортажи из Карачаево-Черкесской автономной области (17/1971). Однако в изорепортажи попадают и другие сюжеты повседневной жизни: болельщики из Нальчика («Футбольная весна», 14/1974), дети из Дербента и лезгинские ковровщицы (12/1977). Всего в это десятилетие народам Кавказа посвящено 74 визуальных сюжета.

Отдельно стоит выделить иллюстрирование произведений Киримизе Жанэ (04/1973, 14/1973), Фазиля Искандера (32/1972), Абуталиба Гафурова юмористическими «кавказскими типажами» («Мы ищем дядю Вано», 07/1972; 35/1972); иллюстрации к рукописям читателей («Мурат и свирель», 03/1973). Публикуется множество дружеских шаржей. Их героями становятся в первую очередь коллеги – главные редакторы журналов «Нианги» (Николай Швелидзе, Нодар Думбадзе) и «Кирпи» (30/1971); собкор «Крокодила» в Сухуми Кондрат Убилава (06/1976); художники Г. Пирцхалава (01/1973) и И. Наджафкули (12/1973), а также редакция армянского журнала «Возни» (06/1979). Рисуют шаржи и на футбольную команду «Арарат», сделавшую золотой дубль (33/1973), а также на поэтов Беллу Ахмадулину (29/1973) и Расула Гамзатова (25/1973).

Популярным этномемом становится грузинский винный рог (канци); благодаря канци грузины опознаются на футуристическом «Первомае в космосе» (13/1978) и во многих других изошутках (32/1972, 10/1976, 14/1979, 19/1979). Канци, как и традиционный образ кавказца с вином, можно расценивать в качестве одного из элементов нативной рекламы алкоголя в «Крокодиле», о чем речь пойдет дальше, или, если смотреть шире, продвижения кавказской (особенно грузинской) кухни в систему советского общественного питания[99].

Периодически возникают сюжеты, подчеркивающие небывалое развитие традиционных культур при советском строе – например отара с дистанционным управлением (17/1971). При этом традиционный образ кавказского мужчины (подавляющее большинство героев карикатуры) также практически не меняется, и здесь главными атрибутами остаются папахи, бурки, газыри и кинжалы (16/1970, 17/1971, 32/1972, 04/1973, 30/1973, 14/1974, 36/1974, 06/1976). Именно эти атрибуты являются отличительными артефактами на групповых изображениях «советского народа» (35/1972, 13/1979), в том числе и «Большой родни» «Крокодила» (25/1972). Даже коллеги-художники из республик Закавказья в дружеских шаржах не могут избежать этих штампов (30/1971, 01/1973).

К концу десятилетия неуместность подобной конвейерной экзотизации стала понятной и в редакции, поэтому на страницах «Крокодила» появляются откровенные пародии на этот образ, подчеркивающие его рекламную этнографичность (03/1979, 19/1979). Популярность Кавказа как туристического направления заметно снижается, даже несмотря на попадание на обложку (21/1978). Более того, проявляется как обычно сдержанная критика качества туристической инфраструктуры в «курортной глухомани» (11/1979).

Из «отдельных недостатков на местах» можно отметить едкую критику небрежения наследием – разрушения Дербентской крепости; бродячий сюжет подкупа ревизоров колхозным барашком (повсеместно где водятся барашки: 23/1971, 03/1974, 18/1976), разводы (36/1972), бесполезных работников, которым давно пора на пенсию (Грузия, 34/1970); образы обжор (12/1975); «рогоносцев»-собутыльников (10/1976), ревнивцев-мужей (Грузия); знахарок и веру в снадобья (Северная Осетия, 16/1970), липовых золотых медалистов-выпускников, взятки и давление высокопоставленных родителей на школу и институт (Чечено-Ингушетия, 29/1972).

Иногда общесоветские проблемы локализуются при помощи местных образов: так, иронически обыгрывается чудовищная длина рукава сшитого в местном ателье бешмета, из которого получается сделать аркан (Северный Кавказ, 29/1973). Не менее показательны в этом отношении «толкачи» из всех республик (02/1971),