Антропология недосказанного. Табуированные темы в советской послевоенной карикатуре - Анна Шевцова

для позднесоветского национального нарратива сюжеты: единство народов СССР в борьбе с общим врагом (киргизы-танкисты в Берлине, 13/1965), культуры национальные по форме и социалистические по содержанию (чабан в степи, мечтающий о синтетической юрте, 03/1963).

В 1970-е Средняя Азия оставалась одним из самых популярных источников вдохновения (70 случаев), по-прежнему уступая только Кавказу и славянским народам. Традиционные региональные лидеры также не поменялись: Таджикистан (21) и Узбекистан (23). Любопытно, что большая часть изображений теперь имеет четкую «республиканскую» привязку. Условно среднеазиатские изображения составляют лишь небольшую часть от общего массива (7).

Восточное чудо. («– Шелк, мадаполам дешево продам!» В Узбекистане наблюдаются случаи, когда спекулянты в целях маскировки надевают паранджу.) Рис. С. Марфина (Ташкент). «Крокодил». 1954. № 08. С. 7

По-прежнему чаще всего на страницах «Крокодила» изображались героические и трудолюбивые таджикские и узбекские хлопкоробы и животноводы. Кроме того, этнические типажи регулярно сопровождали репортажи со строительства ГЭС в Туркмении, Таджикистане и Киргизии, создавая необходимый национальный колорит и напоминая о достижениях советской власти.

Количество изорепортажей из республик Средней Азии увеличилось по сравнению с предыдущей декадой. Крокодильцы работали из Таджикистана (30/1970, 09/1971, 17/1972), Узбекистана (09/1974), Туркмении (11/1974), Киргизии (09/1971, 15/1972). Например, одним из сюжетов стал рассказ в картинках об основателях совхоза-миллионера им. Куйбышева – таджике и еврее, «покоривших эту землю назло шакалам и басмачам». В изорепортажах со строительства Нурекской и Токтогульской гидроэлектростанций художники с удовольствием рисовали местную экзотику: ишаки на фоне гигантских самосвалов; стайка девушек-студенток в мини-платьях в сочетании с шароварами, платками и тюбетейками; обед в чайхане; обычай «козлодрания». Бородатые аксакалы в ватных халатах и меховых шапках и ковровщицы показаны в иллюстрациях из Туркмении; чабаны, белокурые лавинщики – из Южной Киргизии. Отдельные изорепортажи были посвящены Ташкентскому университету и знаменитому Риштанскому керамическому промыслу, где массовое производство налажено, а вот высокохудожественные произведения создаются тайком, потому что мастерам не разрешается держать дома печи для обжига (17/1972). Все это также вполне укладывается в раннесоветскую концепцию соприкосновения и сравнения «старого и нового».

Фотографы перекинулись на тракторы. Кстати, на горизонте, позади машин, виднелась цепочка верблюдов. Все это – тракторы и верблюды – отлично укладывалось в рамку кадра под названием «Старое и новое» или «Кто кого»[119].

Иногда случался возврат к образному ряду 1950-х годов: например, казахстанский колос был изображен рядом с русоволосым целинником (32/1976). Возникали среднеазиатские образы и в теме дружбы народов, подчеркивая позитивное значение внутренней миграции, например, многодетный «семейный десант из Киргизии» в Заполярье (10/1971).

Порой среднеазиатская тема в «Крокодиле», по сути, копировала образцы Российской империи: например, был исполнен очевидный оммаж ключевому интерпретатору колонизации региона В. В. Верещагину[120]: богатый киргизский охотник с радиоприемником «Сокол» (36/1970). Но и в целом отсылки к российской академической живописи были довольно распространены в советской карикатуре[121].

Набор негативных сюжетов практически не изменился по сравнению с предыдущими декадами: по-прежнему высмеивались «бичи» (19/1970), волокитчики, бракоделы (35/1972), любители походить по магазинам в рабочее время (07/1973), праздные мужчины в чайхане в Узбекистане, пьющие отнюдь не чай (16/1977, 01/1979), хищения в Казахстане (05/1972), отставание в механизации труда (Киргизия).

Из специфически этнических сюжетов можно выделить только роскошные узбекские усы, которые неоднократно вышучиваются: «Такие усы, что можно в бригадиры выдвигать» (07/1973).

В последнее советское десятилетие резко, по сравнению с предыдущими периодами, снижается количество среднеазиатских изображений, – всего одиннадцать. Возможно, это связано с отголосками «хлопкового дела» и нежеланием привлекать лишнее внимание к региону, хотя отдельные карикатуры о миллионерах из среднеазиатских республик все равно появлялись, но уже ближе к концу десятилетия (15/1989). Другие сюжеты в целом традиционны: лодыри (20/1980), низкое качество продукции (13/1982), консервативный семейный уклад и отношение к женской одежде (13/1982), бездушная бюрократия (13/1982), браконьерство (36/1982), бесхозяйственность (36/1982) и, конечно же, старик-бабай на ишаке на фоне современного города и самолетов (36/1982). Единственным важным отличием можно назвать периодические отсылки к средневековым сюжетам (13/1982; 23/1988), в частности обращение к традиционному образу Али-Бабы (27/1987), которые могли быть навеяны общим ростом интереса к истории и культуре региона[122] (М. Д. Симашко, В. Г. Ян (Янчевецкий), Л. Н. Гумилев). Косвенным подтверждением этому может служить и дружеский шарж на Олжаса Сулейменова (32/1990).

(Председатель колхоза: —Вот это усы! Теперь тебя можно и в бригадиры выдвинуть!») Рис. Н. Ибрагимова. «Крокодил». 1973. № 07. С. 8

Еще один сквозной образ, который часто использовался крокодильскими карикатуристами и был условно связан со Средней Азией, – образ джинна (05/1967, 15/1968, 32/1974). Архетипический сюжет с исполняющим желания джином был хорошо знаком советской аудитории после успеха книги Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч» (1938) и одноименного фильма (1956, реж. Г. Казанский), а также картины «Волшебная лампа Аладдина» (1966, реж. Б. Рыцарев). Как и Золотая рыбка, в стране победившего дефицита Джинн чаще всего ассоциировался с возможностями достать редкий товар, например импортный гарнитур (02/1979). Однако вокруг данного персонажа карикатуристы строили и другие пуанты – например, утомленный джинн предлагает хозяину наконец устроить его на работу (22/1980).

В целом в послевоенный период Средняя Азия, как и Кавказ, с одной стороны, служила экзотически полигоном для демонстрации достижений советского строя, а с другой – позволяла оправдывать «отдельные недостатки» социалистического строя тяжелым наследием, сохранившимся на окраинах империи. Одновременно фокус негатива целевой аудитории смещался с центральной власти на национальные окраины. В то же время можно говорить и о том, что «Крокодил» учитывал интерес широкой публики к региону. Именно столкновение интересов учредителя и целевой аудитории привело к такой популярности среднеазиатских сюжетов у крокодильских иллюстраторов.

Сибириада и «сибиряки»

В целом статистика появления различных этнических образов значительно менялась в зависимости от этнополитического контекста, однако стабильно оставались «белые пятна», то есть этносы, игнорировавшиеся художниками-карикатуристами. При этом в большинстве случаев при создании карикатур использовались базовые этнокультурные стереотипы.

1950-е: «Сказание о земле Сибирской»

В процентном отношении именно 1950-е годы стали самыми плодотворными для этнической тематики: в среднем 3,6% от общего количества иллюстраций «Крокодила» этого десятилетия были так или иначе этнически окрашенными, в дальнейшем их количество будет только уменьшаться. В 1950-е годы среди героев плакатных, но не карикатурных иллюстраций к «Крокодилу» – строители Главного Туркменского канала, канала «Волга – Дон», казахстанские целинники, алтайские хлеборобы и прочие покорители сил природы. По сути, эта визуальная риторика вдохновлена образами героических советских кинолент, таких как фильмы режиссера Ивана Пырьева «Сказание о земле Сибирской» (1948) или «Испытание верности» (1954), герои