Дельфийский Оракул - Уильям Брод

жрицу и бога. За стенами храма собирались просители, и жрица предлагала тянуть жребий, чтобы определить очередность, в которой они предстанут перед Оракулом (но не в отведенном ей помещении адитона). В особых случаях почитаемый посетитель, представлявший важный город-государство, пропускался без очереди.

Современная реконструкция, основанная на предположениях, планировки адитона, внутреннего святилища Оракула в храме Аполлона. Хотя на рисунке этого пет, на самом деле оно имело крышу или низкий потолок. 1) Комната ожидания для пилигримов. 2) Омфалос и золотые орлы. 3) Статуя Аполлона. 4) Могила Диониса. 5) Оракул на тропе. 6) Священное лавровое дерево. 7) Очаг. На этом чертеже адитон расположен в задней части храма, тогда как французские археологи, проводившие раскопки, считают, что он находился сбоку.

Ни один посетитель не мог войти, не уплатив некую сумму и не принеся в жертву Аполлону какое-нибудь животное. Жертвенное животное должно было продемонстрировать благоприятный знак. Среди жертвенных животных особое место занимали козы, благодаря своей легендарной роли в открытии этого места. В переднем дворе храма жрецы окропляли животное святой водой и смотрели, задрожит ли оно. Если этого не случалось, считали, что это знак тревожный, и отменяли встречу с Оракулом. Очевидно, дрожание козы должно было предвосхитить священный трепет Оракула. Когда предзнаменование было благоприятным, жрецы совершали жертвоприношение на большом камне перед главным входом в храм. Если вся подготовка прошла успешно, жрец провожал просителя к помещению Оракула, где передавал его заботам более высоких жрецов. Вот как Ион говорил паломнику, интересовавшемуся, кто представляет Оракула: «За стенами храма я, внутри храма эта обязанность ложится на других, тех, господин, кто восседает вокруг треножника, благороднейших граждан Дельф, выбранных для этого жребием». Вероятно, посетители сидели в передней у входа в помещение Оракула и не могли сделать ни шагу дальше. Внутрь святилища имели право входить только жрецы и сама Оракул.

Нарушение ритуала жертвоприношения грозило катастрофой. Плутарх рассказал об одном случае, когда жрецы принимали важных иноземных посланцев и попытались ускорить процесс. Жертвенное животное, опрысканное святой водой, и не подумало задрожать.

Только после того, как на это создание, писал Плутарх, «обрушили целый потоп и почти утопили», оно начало дрожать. Это был дурной знак. Но, невзирая ни на что, жрецы продолжили церемонию, и все это плохо кончилось.

«Говорили, что коза никак не хотела спускаться к Оракулу, и по тому, как она повела себя с самого начала, судя по ее хриплому блеянию, было ясно, что от нее не приходится ждать ничего хорошего, она двигалась, словно попавший в качку корабль, из нее так и вырывался злой дух. Кончилось тем, что она обезумела и с громким блеяньем кинулась к выходу и с размаха рухнула, так что врассыпную бросились не только иноземцы, но и толкователь Оракула Никандер и все присутствовавшие при этом святые люди. И все-таки, переждав немного, они снова вошли туда и подняли ее, она еще дышала и прожила несколько дней».

Крайняя уязвимость Оракула во время пребывания в состоянии священного транса, добавляет Плутарх, была причиной того, что властям Дельф приходилось обращать особое внимание на охрану ее добродетели.

В благоприятные дни, когда должным образом проходили все ритуалы, Оракул и проситель располагались на некотором расстоянии друг от друга, паломник находился в передней. По легенде, в древние времена Пифия читала мысли просителя и давала ответ, не слыша высказанного вслух вопроса. Но позже, когда Пифия прославилась и многие писатели подробно записывали ее ответы, ни о какой телепатии ни у кого из них речи не шло. Проситель мог задать один-единственный вопрос. Представляется, что этот вопрос передавал Пифии один из жрецов. Находившаяся в опьяненном состоянии, та вслушивалась в вопрос. Экзальтированная Пифия внутренне сосредоточивалась, потрясала лавровой ветвью, когда ее охватывал дух Аполлона, и произносила ответ бога.

Пока Пифия говорила, жрец записывал ее слова. Ряд авторов предполагают, что, может быть, сам Оракул мало что помнила, если вообще помнила что-нибудь о том, что происходило во время беседы с паломником.

Прошли века, и форма записанных ответов стала другой. Пророчества первых Оракулов часто записывались стихами в размере гекзаметра, того самого, которым пользовался Гомер в поэзии. Спустя много веков, когда институт Оракула стал приходить в упадок, слова жрицы заносились в анналы прозой. Некоторые предсказания Оракула дошли до нас как в стихах, так и в прозе. Питер Хойл, британский специалист по Дель-фам, высказал мысль, что такое различие отражало настроения жрецов, их рвение и прилежность.

Специалисты по Дельфам десятилетиями ломали голову над тем, кто же определял содержание пророчества, Пифия или жрецы. При значительном числе сомневающихся преобладает точка зрения, что Оракул издавала всего лишь несвязное бормотанье и был своеобразным рупором жрецов. Напротив, женщины-исследовательницы настаивают, что жрицы произносили слова, о которых сообщали источники, вполне внятно, по крайней мере, в тех случаях, когда это были сбывшиеся пророчества. Имеющиеся данные, казалось бы, поддерживали эту мысль, поскольку все древние источники говорили о том, что Пифия делала прорицания.

Можно полагать, что в дни месяца, когда Оракул не принимал посетителей, те все-таки могли получить ответ, если вопрос касался несущественных вещей. При раскопках был найден камень с надписью, из которой следовало, что просители бросали бобы, причем бобы одного цвета давали ответ «да», а другого — «нет». Мы слабо представляем себе, насколько существенна бьша эта форма гадания, но, по крайней мере, теоретически, это поддерживало приток паломников и приношений даже в те промежутки времени, когда пообщаться с Оракулом было нельзя.

Оракул принимал посетителей только девять месяцев в году. Зимой, с ноября по февраль, когда над Парнасом могли бушевать снежные бури, когда ключи замерзали, Аполлон покидал Дельфы. И Пифия больше не делала прорицаний от его имени. Говорили, что бог отбыл на Север.

В этот период совершается один из любопытнейший, с точки зрения психологии, поворотов: беспутный младший брат Аполлона Дионис завладевает Дельфами, к нему присоединяются его почитатели с разнузданными оргиями и ритуалами. Когда такое поклонение началось, неясно. Но нет сомнений, что ко времени Клеа, с которой дружил Плутарх, Дионис присутствовал в Дельфах по крайней мере пять-шесть столетий. Его приход означал, что духовное прибежище имеет теперь двух хозяев, один представлял свет, разум и жизнь, второй — тьму, экстаз и второе рождение. Аполллон был богом порядка, духовной силой, он помогал выковывать узы цивилизации. Дионис расшатывал их. Разницу между ними подчеркивала разница во времени суток, когда их ярые поклонники собирались для общения со своими божествами. Поклонники Аполлона собирались в дневное время, Диониса —