Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм - Гётц Али

должны быть беспристрастными, не поддаваться согревающему душу потоку средств из бюджетов различных организаций, боящихся имиджевых потерь из-за своего нацистского прошлого. Бер и другие старательно упираются в банальную вещь, что банки всего лишь брали деньги за свои услуги и в случае удачной сделки получали прибыль, никак не связанную с нацизмом.

В «Народном государстве» речь идет о масштабах содеянного рейхом. Впервые приводится около 40 страниц сведений о тех сделках с золотом, которые по воле диктатора были использованы для материальной выгоды большинства немцев в отношении налогового бремени, а также для «оплаты поставок продовольствия золотом евреев».

Когда дело доходит до их собственных трудов, то Бер и Бухгайм уклоняются от этих вопросов. Вместо этого они сосредотачиваются на общих местах, и Бер утверждает: «Модель Али основывается и терпит крах в вопросе, значительно ли улучшился уровень жизни германских “обычных потребителей” в результате правления национал-социалистов». В качестве ориентира критики обычно используют лучший экономический год Веймарской республики (1928/29). Хахтман фантазирует, что, в соответствии с «Народным государством», о благосостоянии германских рабочих можно судить по превышению «общего трудового дохода» в 1938 году уровня 1929 года. Вместо этого у меня написано: «На фоне глубочайшего мирового экономического кризиса зарплаты и пенсии находились в состоянии стагнации. В 1928 году, лучшем году Веймарской республики, совокупность всех трудовых доходов составила 42,6 млрд рейхсмарок, в 1935 году – 31,8 млрд. Лишь спустя три года сумма заработков поднялась до уровня десятилетней давности. Почасовая оплата труда, оклады, обычные пенсии и пенсии чиновников были по-прежнему значительно ниже. До 1945 года доходы сельскохозяйственных производителей, в сравнении с проданным количеством продукции, оставались значительно ниже уровня 1928–1929 годов». Затем следует тезис: «Но иллюзорного ощущения восстановления экономики и авторитарной решимости рейха было достаточно, чтобы подавляющее большинство населения сохраняло лояльность национал-социалистическому государству» (см. с. 53).

Для политики, желающей удерживать настроение масс (всегда шаткое) в позитивном ключе, до сих пор безразлично, означает ли увеличение социальных пособий или заработной платы абсолютный или только относительный плюс в долгосрочной перспективе. Если бы, например, пенсии в Германии можно было поднять на 5 % перед следующими выборами в бундестаг в 2009 году (как это было при Гитлере благодаря миллионам подневольных рабочих), а налоговое бремя немецких рабочих и служащих не нужно было бы увеличивать, то такой поступок значительно бы увеличил электоральные шансы баллотирующихся партий. Фактически верное возражение о том, что такая пенсионная надбавка не компенсирует реальную потерю покупательной способности пенсионеров в Германии в период с 1995 по 2008 год, ни в малейшей степени не уменьшило бы политического эффекта.

Поэтому далеко от действительности желание Винфрида Зюсса опровергнуть раздел «Народного государства», посвященный демонстративному повышению пенсий в ноябре 1941 года, с помощью указания на бесспорный факт, что повышение пенсий в 1941 году спасло «только часть прежних урезаний» и было целесообразно для режима также из-за «обусловленного войной роста стоимости жизни». И здесь исторически незначимая статистика заменяет анализ политических процессов. Зюсс извратил саму идею таких подачек, тогда как в «Народном государстве» о повышении пенсий на 15 % в ноябре 1941 года написано: «С одной стороны, это привело к незначительному повышению прожиточного минимума во время войны, а с другой стороны, якобы компенсировало затягивание поясов времен чрезвычайного постановления 1930/32 годов» (см. с. 81).

Интересны темы, о которых критик не говорит ни слова: более щедрый расчет пенсий и введение государственного медицинского страхования пенсионеров в 1941 году. Причина такого замалчивания быстро обнаруживается, так как в недавно опубликованной статье «Социальная политика» Зюсс упоминает, что «от социальной политики Третьего рейха выиграли лишь несколько избранных групп населения…». Такие понятия, как детские пособия, распределение совместного дохода между супругами, налоговые классы и финансовые сборы, в целом остаются чуждыми не только ему, но и всему сонму моих критиков[1049].

Если взять проведенное Рюдигером Хахтманом исследование «Работа промышленности в Третьем рейхе»[1050] (часто цитируемое другими оппонентами), то первым делом бросается в глаза то, как подробно Хахтман говорит о тяготах, которые приходилось в то время выносить немецким рабочим. Он ни словом не обмолвился о том, что с декабря 1940 года любой доход, полученный от надбавок за сверхурочные часы, работу в воскресные, праздничные дни и ночные смены, освобождался от налогов и социальных отчислений. В результате заработная плата значительно выросла, тем более что в противном случае ее части, уходящие на налоги и социальные отчисления, рассчитывались бы по прогрессивной шкале.

В своей критике Хахтман абсолютно не замечает белого пятна, характерного для стандартной работы о политике заработной платы национал-социализма. Ему не хватает независимости, чтобы признать прирост новых фактов, говоря об «интересных результатах работы Али». Более того, статистические цифры Хахтмана об изменении заработной платы во время войны (как видно из небольшой сноски) малоинформативны. Его данные об уровне средней заработной платы включают и «иностранных гражданских рабочих» с 1940 года. Даже если появившиеся позднее остарбайтеры явно не были туда включены, зато есть многие миллионы насильственно депортированных (и завербованных на добровольной основе) рабочих из Польши, Западной Европы и протектората Богемии и Моравии. Поскольку им платили значительно меньше, чем германским коллегам, их включение в статистику сильно искажает общую статистику заработной платы. Кроме того, с декабря 1940 года статистическое управление рейха добавило в столь некритически рассмотренную Хахтманом официальную статистику заработной платы так называемые «присоединенные восточные области» и вместе с ними около 2 млн проживающих там польских рабочих. Поскольку эти рабочие также получали значительно более низкую заработную плату, возникает искаженная картина реальных заработков рабочих в рейхе. Следует также принять во внимание, в какой степени заметно более низкий уровень заработной платы в аннексированных частях Австрии[1051], Судетской области, Верхней Силезии и западной Польше снизил в статистике среднюю заработную плату тех немецких рабочих, которые жили в границах рейха 1937 года[1052].

До какой степени Хахтман становится жертвой своих предубеждений, показывает скрупулезность, с которой он критически исследует в источниках установленное статистическим управлением рейха снижение общей стоимости жизни в период национал-социализма. Согласно использованной им статистике, официально оно составляло целых 18 %. Затем он исправляет его (безусловно, правильно) на 9 %. В соответствии с уровнем заработной платы тех лет остается все еще значительное косвенное ее повышение. Но то, чего Хахтман, с одной стороны, достигает с помощью критики источников в отношении стоимости жизни, он не видит в повышении заработной платы, с другой стороны. В отличие от падающей стоимости жизни кривая валовой заработной платы (сильно сглаженная в результате использования принудительного труда иностранной рабочей силы и присоединения огромных территорий) вполне вписывается в его