Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев - Андрей Борисович Шолохов

Более года тому назад судьба соединила меня с вами.

Я научился вас уважать и в кровавые дни плевненских испытаний, и посреди победных кликов от Балкан до Царьграда, и в продолжительное, многострадальное стояние ваше в виду св. Софии.

Везде проявили вы примеры той непоколебимой стойкости и того строгого исполнения долга, которые всегда составляли дорогое достояние нашей армии, созидая и в Европе, и в Азии русскую славу на страх и на зависть врагам…»[365].

Скобелев любил солдата и всемерно заботился о нем. Его дивизия всегда была одета, обута и сыта при самой невозможной обстановке. В этом случае он не останавливался ни перед чем, вспоминал В. И. Немирович-Данченко: «После упорного боя, он, немного отдохнув, уже был на ногах. Зачем? Чтобы обойти солдатские котлы и узнать, что в них варится. Никто с такою ненавистью не преследовал хищников, заставлявших голодать и холодать солдата, как он. Скобелев в этом отношении не верил ничему. Ему нужно было самому собственными глазами убедиться, что в котомке у солдата есть полтора фунта мяса, что хлеба у него вволю, что он пил водку, положенную ему. Во время Плевненского сиденья солдаты постоянно у него даже чай пили. То и дело при встрече с солдатом он останавливал его.

– Пил чай сегодня?

– Точно так, вашество.

– И утром, и вечером?

– Так точно.

– А водку тебе давали?.. Мяса получил сколько надо?

И горе было ротному командиру, если на такие вопросы следовали отрицательные ответы. В таких случаях Михаил Дмитриевич не знал милости, не находил оправданий.

Не успевал отряд остановиться где-нибудь на два дня, на три, как уже рылись землянки для бань, а на утро солдаты мылись в них. Он ухитрился у себя в траншеях устроить баню, – как ухитрился там же поставить хор музыки… Зимою части отряда на свои средства он купил полушубки.

Все время после занятия Зеленых гор, вплоть до падения Плевны, Скобелев дружился и, как говорят, на короткую ногу сходился со своими солдатами. В этом не было заискивания популярности, нет. Органическая потребность тянула его к солдату, он хотел изучить его до самых изгибов его преданного сердца. Он не ограничивался бивуаками и траншеями. Сколько раз видели Скобелева, следующего пешком с партиями резервных солдат, идущих на пополнение таявших под Плевной полков. Бывало, едет он верхом… Слякоть внизу – снег сверху… Холодно… Небо в тучах… Впереди на белом мареве показываются серые фигуры солдат, совсем оловянных от голодовки, дурной погоды и усталости.

– Здравствуйте, кормильцы! Ну-ка, казак, возьми коня.

Скобелев сходит с седла и присоединяется к «хребтам». Начинается беседа. Солдаты сначала мнутся и стесняются, потом генералу удается их расшевелить и, беседуя совершенно сердечно, они добираются до позиций. В конце концов, каждый такой солдат, попадая в свой батальон, несет вместе с тем и весть о доступности «белого генерала», о любви его к этой серой, невидной, но упорной, сильной массе. Войска, таким образом, еще не зная Скобелева, уже начинают платить за любовь любовью.

Или, бывало, едет он – навстречу партия «молодых солдат».

– Здравствуйте, ребята!

– Здравия желаем, вашество…

– Эко молодцы какие! Совсем орлы… Только что из России?

– Точно так, вашество.

– Жаль, что не ко мне вы! Тебя как зовут? – останавливается он перед каким-нибудь курносым парнем. Тот отвечает.

– В первом же деле верно Георгия получишь? А? Получишь Георгия?

– Получу, вашество!..

– Ну вот… Видимо, дело, молодец… Хочешь ко мне?

– Хочу!..

– Запишите его фамилию… Я его к себе в отряд.

– И длится беседа… С каждым переговорит он, каждому скажет что-нибудь искреннее, приятное.

– Со Скобелевым и умирать весело! – говорили солдаты… – Он всякую нужду твою видит и знает…[366]

Скобелев всегда готов был принять к сведению разумное мнение простого солдата. Так, при осаде Геок-Тепе, текинцы во время своих ночных нападений взбирались на бруствера русских траншей и, находясь, таким образом, над головами стрелков, стоявших во рвах, рубили их сверху. Однажды вечером, обходя аванпосты, Скобелев услышал, как один солдат говорит своему товарищу: «Генерал напрасно ставит нас ночью во рвы, так как текинцы взбираются ночью на брустверы и рубят нас в то время, когда мы не можем защищаться; если бы он ставил нас шагов на 10 назад, так текинцам пришлось бы спускаться в траншеи, где мы бы могли безопасно рубиться».

Был отдан приказ, и на следующее утро сотни неприятельских солдат лежали во рвах. Боец, подавший эту блестящую мысль, был награжден Георгиевским крестом[367].

Ординарец М. Д. Скобелева Петр Дукмасов вспоминал: «Солдаты очень любили и боготворили своего корпусного командира, т. е. Скобелева, за его ласку и веселый нрав. И действительно, Скобелев почти никогда не пропускал без расспросов встречавшегося на пути солдата своего отряда. Встретив какого-нибудь солдатика и поздоровавшись с ним, Скобелев часто вступал с ним в беседу, расспрашивал его о том, что у них делается, как их кормят; спросит его про семью, давно ли получал письма с родины и прочее. И странно: в то время, когда обыкновенно в таких случаях у солдатика, что называется, душа уходит в пятки и от него ничего не услышишь, кроме автоматических «никак нет» и «точно так», со Скобелевым напротив, солдат чувствовал себя совершенно свободно, легко; точно это не генерал, не командир корпуса, а обыкновенной ротный, и притом любимый сердцем, и скорее товарищ, чем начальник»[368].

5

Как истинно боевой генерал М. Д. Скобелев заботился, прежде всего, о поддержании духа войск. В приказе по 4-му армейскому корпусу мы находим:

«На марше к р. Друти в двух полках некоторые роты показались мне не в том молодецком виде, в котором я привык их видеть: недоставало той маршевой сноровки, того богатырского вида, которым справедливо могли гордиться эти полки во время марша от Шейнова к Константинополю.

Зная, как всем нам дорога и прошедшая, и будущая слава войск корпуса, я не сомневаюсь в том, что нижеследующий сердечный совет моего боевого опыта будет принят с должным вниманием.

Вышеупомянутые случаи произошли, на мой взгляд, оттого, что по недосмотру гг. начальствующих лиц люди не вовремя опустились, раскисли…

Известно, что на войне нравственный элемент относится к физическому, как 3:1.

Вследствие этого внимание гг. офицеров должно быть обращено на поддержание нравственного элемента в части, этого трудно объяснимого понятия, называемого духом части, как на походе, так и в бою.

Трудно дать указание, как подметить, в каком настроении часть в данную минуту.

Это, как все на войне, зависит от обстоятельств, ибо на войне только обстоятельства сила.

Несомненно, раз офицер подметил, что