Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

В Ростове-на-Дону жил также именитый табачный фабрикант Яков Семенович Кушнарев, человек богатый и недурной. Жена его, женщина больная, с годами стала пить запоем. Ее в обществе не знали, она никогда не показывалась. Две девочки Кушнаревых воспитывались гувернанткой, Елизаветой Ивановной Антонелли, неглупой молодой женщиной приятной наружности. Жена Кушнарева умерла, и вскоре Кушнарев женился на Елизавете Ивановне. Говорили, что Елизавета Ивановна давно «обошла» Кушнарева, сошлась с ним при жизни больной жены и довела типичного русского купца, человека в летах, до женитьбы на иностранке неизвестного рода.

Елизавета Ивановна завела знакомства, и двери богатого особняка Кушнарева раскрылись. Проходили годы, девочки (две) Кушнарева выросли крайне некрасивыми и неинтересными девицами. Елизавета Ивановна облюбовала двух молодых греков, которые женились на девицах Кушнаревых, получили хорошее приданое, положение в местном обществе и некрасивых, малоумных жен. Младшая дочь с мужем поселилась в Екатеринодаре, а старшая с мужем по фамилии Скордиа остались жить в богатом доме Кушнарева. Молодой Скордиа вошел в семью и занялся делами табачной фабрики. В семье его полюбили. Родилась у супругов Скордиа девочка, к которой очень привязался Кушнарев, и особенно полюбила девочку Елизавета Ивановна, которая занялась уходом за девочкой, а с годами стала ее воспитательницей, подчинив девочку своему влиянию.

Так прошло лет девять-десять. Неожиданно от неизвестной причины, почти не болея, умер Скордиа. Осталась неинтересная молодая вдова с хорошим приданым.

Кундури в это время был уже в летах, под пятьдесят. Дела его комиссионные прекратились. Имея небольшие средства, он вошел пайщиком в типографское дело, где устроился в правлении. Он сохранил остатки былой красоты, был принят в общество и понемногу переходил на положение старика. Елизавета (так подчеркнуто стали именовать Елизавету Антонелли) заварила новую семейную историю и сосватала вдову Скордиа за Кундури. Кушнарев не был доволен этой затеей: пожилой зять, явно идущий в дом из-за богатства… Но дочь и Елизавета настояли, и брак был заключен. Опять женщина создала для Кундури совершенно сказочную перемену жизни. Кундури переселился в роскошный дом Кушнарева, занялся фабрикой и зажил богатым барином, оставаясь все тем же милым Евстафием Герасимовичем. У супругов Кундури родились дети — два мальчика и девочка, но сердце Кушнарева и Елизаветы всецело было отдано первой внучке, Кате Скордиа.

Говорили, что Елизавета была недовольна Евстафием Герасимовичем, который забыл, что своим счастьем обязан ей, Елизавете.

Проходили годы. Кундури много работал на фабрике, а свободное время проводил в клубе в компании добрых друзей. Умер Я. С. Кушнарев, оставив большое состояние. По духовному завещанию Елизавета была богато обеспечена, и ей же завещано в пожизненное владение занимаемое ею помещение в доме, где вся семья жила в двух этажах. Львиная доля состояния была завещана Кате Скордиа. Получила изрядное состояние семья Кундури, но, видимо, завещатель мало считался с детьми Кундури. Поговаривали в городе, что вскоре начались неприязненные отношения между семьей Кундури и Елизаветой, на сторону которой стала юная девица Скордиа, не любившая своего отчима Кундури. Но внешне все шло как будто по-семейному. Елизавета с Катей подолгу живали в Петербурге и за границей. Кундури заведовал фабрикой, богател, растил детей, боролся с надвигающейся старостью и не прекращал обычного веселого времяпровождения с обильной едой и возлиянием.

Кундури серьезно заболел. Лечили лучшие врачи, выписали знаменитого профессора. Говорили, что положение больного внушает опасения.

Ко мне приехал племянник Кундури и просил от имени больного непременно посетить его по неотложному делу. Я не был поверенным Кушнарева и Кундури. Мысленно решил, что Кундури хочет чем-либо обеспечить своих нуждающихся родных, для чего приглашает меня, чтобы посоветоваться как со старым приятелем. Пошел, приготовившись к невеселому визиту. Кундури, оказалось, сильно осунулся, но говорил бодро и не походил на умирающего. Мы остались одни, и он мне рассказал следующее:

— Давно чувствовал недомогание, не придавал значения, а затем тяжко захворал какой-то внутреннею болезнью, не поддававшейся лечению. Я умирал. По настоянию моей племянницы я согласился пригласить нахичеванскую гадалку и лекарку Ольгу Петровну Целинову. Не верил я этим чудодеям, но страдания и уговаривания близких склонили меня, и я согласился. Явилась Ольга Петровна, осмотрела меня и сказала:

— Вас отравляет долгое время женщина, которая в этом доме уже отравила двух людей — мужчину и женщину. Кто она, скажу после, а пока не пейте ничего из здешней воды, не ешьте приготовленного без присмотра ваших близких. Я приготовлю лекарства, для чего мне нужна бутылка лучшего рома.

Приготовила снадобье, я выпил большую рюмку и впал в беспамятство. Придя в себя, почувствовал жестокие страдания и считал, что пришел мой конец. Истекал кровью, меня рвало, страшно слабило… Но гадалка успокаивала, не препятствовала звать лечивших меня врачей, но в моих интересах просила не говорить о ее лечении и не показывать ее лекарства. Когда часа через два приехали врачи, то нашли меня сильно ослабевшим, но вздутость живота несколько опала. Мне были прописаны какие-то капли и продолжать принимать те же лекарства. На мой вопрос, можно ли выпить немного вина или коньяку, врачи категорически запретили:

— Боже упаси какой бы то ни было алкоголь принять.

Короче говоря, я уверовал в лечение Ольги Петровны, хлопал настойку на роме, лекарства врачей бросал в горшок, мне лучше, врачи довольны «своим лечением», опасность миновала, и я иду на выздоровление. Мой новый профессор меняет настойки, и считаю, что гадалка меня спасла от неминуемой гибели. Пригласил же я вас по следующему поводу. Ольга Петровна путем гадания заключила, что Елизавета Ивановна медленно меня отравляла тем же способом, каким отравила Скордиа и жену Кушнарева. Ольга Петровна готова дать показание следователю, она не боится обвинения в клевете. Мне, — добавил он, — вовсе не интересно преследовать Елизавету Ивановну, черт с ней. Но я хочу удалить ее из дома с ее подлыми приживалками, которых здесь две, экономка и горничная. Они меня отравляли во время отсутствия Елизаветы Ивановны. Дайте мне совет, как освободить дом от Елизаветы Ивановны, так как ясно, что если она останется здесь, то я погибну.

Во время разговора вошли жена Кундури и Ольга Петровна, которая, увидев меня, несколько смутилась.

— А вот, — сказал Кундури, — моя спасительница, прошу вас познакомиться.

Я решил скрыть мое знакомство, ибо не хотел сказать Кундури, перенесшего тяжкую болезнь, что считаю Целинову не только гадалкой, но и авантюристкой. Врачи говорили, что болезнь Кундури вызвана многолетней жратвой и крайней невоздержанностью. Лечивший Кундури мой друг доктор Моргулис называл болезнь последствием «самоотравления» от выпивок и крайне