Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

Получив приведенный ответ, тавричане предъявили иск в сумме 20 000 рублей о возврате 5000 рублей и векселей.

Познакомившись с производством, я пришел к заключению, что оспаривать можно полученные 5000 рублей, которые даны за труд по открытию клада. Эти 5000 можно рассматривать «как риск предприятия тавричан», так как клад, хотя и малоценный, по указанию Целиновой найден. Оказавшееся якобы золото, о котором будто говорили свидетели, вряд ли в действительности было, ибо определить через щель в ставне наличность в чистке золота, а не почищенную бронзу не только рабочий-крестьянин, но и ювелир не может. Ясно, что ходатай наводными вопросами дал мысль о золоте, а крестьяне, узнав о кладе и о таинственном его перевозе в дом, склонны были «признать золото». Правда, поведение тавричан, не отвечавших на письма и не известивших ее о находке, несколько подозрительно, но по смыслу расписки, заменяющей договор, тавричане и не обязаны были известить ее.

Опять возник для меня вопрос — принять ли дело? Отказать было бесцельно, ибо Мордовцев, допустимо, мог вмешаться и упросить меня защитить интересы Целиновой. Пояснив ей положение дела, я предложил посоветоваться с кем-либо из авторитетных поверенных, ибо не надеюсь добиться решения в ее пользу 15 000 рублей, если даже свидетели подтвердят, что видели «найденное золото».

— Не хотите, значит, меня защищать, а немцы меня обидели и скрыли от меня клад.

Памятуя вмешательство Мордовцева в дела Целиновой, я все же решил настоять, чтобы она передала ведение дела поверенному, который найдет возможным возражать против иска о возврате векселей. Оказалось, что Целинова имеет два адреса поверенных города Новочеркасска и одного в Таганроге, которые рекомендованы ей «друзьями». Я подтвердил, что указанные лица заслуживают полного доверия. Ушла и через несколько дней вновь ко мне явилась с категорической просьбой принять дело и сделать, «что найдете нужным, и я на все согласна».

Слушание было назначено недели через две. Перечитывая газеты, я наткнулся на заметку о «раскопке курганов около Бердянска и найденных монетах, не представляющих особого интереса, но найденная утварь и другие вещи являются археологической находкой». Какие вещи найдены, не указано. Это сообщение несколько изменило сущность дела в суде, хотя источник газетной заметки неизвестен. Я выработал возражение против иска и предъявил встречный иск о даче отчета, сославшись, между прочим, и на газетную заметку.

Началось хлопотливое производство с допросом свидетелей и экспертов. Свидетели, указанные Целиновой, дали неопределенные и маловероятные показания «о найденном золоте», но было установлено, что вывезли из раскопок четыре мешка. Между тем найденные, по словам истцов, монеты свободно укладывались в двух мешках, по заключению эксперта. Значит, в остальных двух мешках были еще вещи. Истцы доказывали, что были еще какие-то кастрюли и прочие мелочи, которые лежат в Петербурге у археолога, которого допросили. Он указал, что именно привезли к нему в два приема и что ценность всего небольшая. Дело, таким образом, все более запутывалось, ибо нельзя было установить в точности, какие ценности найдены. Видимо, немцы полагали, что утварь весьма ценная и деньги древние, редкие, почему окружили находку тайной, не считаясь с Целиновой, которая все же являлась, на основании расписки истцов, участницей в находке, и ее нельзя было устранить, скрыв от нее самую находку, исследование найденных вещей и прочее. Ясно было, что истцы своими действиями дали полное основание предполагать, что они могли скрыть найденные жемчуга и другие ценности, не требующие исследования ученых.

Суд установил, что Целинова выполнила принятое на себя обязательство, дающее ей право на обусловленное вознаграждение. Клад найден, истцы не вправе были скрыть результаты раскопок и не обставить находку точными доказательствами найденного. Между тем истцы на письма не отвечали, скрыли от Целиновой находку, самостоятельно занялись исследованием, чем взяли на себя всю ответственность пред участницей в деле Целиновой. По этим основаниям и по убедительным другим основаниям, изложенным в решении, суд постановил: в первоначальном иске отказать, а требование Целиновой о даче отчета удовлетворить.

Решение все же не могло считаться бесспорным. До истечения срока на подачу истцами жалобы ко мне явилась Целинова за советом: не следует ли ей окончить дело миром, который ей предлагают от имени немцев «знакомые люди». Я, конечно, посоветовал окончить миром, ибо был убежден, что истцы ничего не утаили. Так как требование возврата 5000 рублей при изложенных условиях явилось совершенно неосновательным, то, по моему мнению, следует закончить тысяч за пять или шесть и возвратить векселя.

Дело закончили миром на 7500 рублей. Всю мировую проделала сама Целинова со своим дельцом.

И наконец третья, последняя встреча с Целиновой

В Ростове-на-Дону в течение многих лет жил Евстафий Герасимович Кундури. Злые шутники именовали его Кульдури. Уроженец Таганрога, грек, в молодости редкой красоты, Кундури рано вступил в жизнь, начав службу в Азовском банке[367], в бухгалтерии. Большинство молодых греков в Таганроге получали поверхностное образование, мало учились и рано вступали в деловую жизнь. Но зато все они, за редким исключением, приобретали внешний лоск, хорошо одевались, умели носить платье, владели французским языком, плохо знали русский язык, ибо считали себя иностранцами, и еще хуже греческий, так как родились в Таганроге. Греческая колония в Таганроге была большая[368].

Кундури был переведен в ростовское отделение банка. Благодаря красивой внешности и умению танцевать на балах Кундури вошел в зажиточные круги местного общества, где держал себя прилично-мило, и его полюбили как «славного малого». Когда я, будучи студентом, впервые увидел Кундури, дирижирующего мазуркой, лихо несущегося в первой паре на балу в местном клубе, и спросил моего знакомого, ядовитого З. А. Фронштейна, кто сей красавец, то получил вразумительный ответ:

— Да, красив и делает карьеру не мозгами, а ногами.

Когда я поселился в Ростове, то познакомился с Кундури, который оказался приятным человеком, хорошим компаньоном для ужина, умело им заказанного, незлобливым, отзывчивым на доброе начинание, ума не бойкого.

Вскоре Кундури сошелся, а затем женился на драматической артистке Марии Петровне Сувориной, женщине образованной, умной, интересной, из хорошей семьи. Кундури попал в добрую опеку. Жена его оставила сцену, Кундури ушел из банка, и Мария Петровна, имея в Ростове хорошие знакомства, сделала Кундури «комиссионером» по хлебной торговле под покровительством Луки Николаевича Мордовцева, стоявшего во главе торгового дома «Братья Мордовцевы». В те годы это занятие было выгодное и нетрудное. Мария Петровна завела солидные деловые знакомства, и ее дом посещали многие. Интересная хозяйка, гостеприимный хозяин, открытый дом, непринужденность и приятное