Долгие Дороги - Дэн Марко

тошнит от того, что я мог стать кем-то вроде тебя. – Старик никак не отреагировал на эти слова, скорее принимая их. – Но я доверюсь тебе сейчас. В последний раз. Только лишь ради исправления «наших» ошибок.

С этими словами, он передал пистолет в руку Вергилия. Тот принял его, и тотчас засунул сзади брюк, накрыв тканью старой рубашки.

– О большем я и не прошу.

Он стремительно подошёл к компьютерам и иному скоплению аппаратуры и мигом выключил всё.

– У нас нет времени медлить. Мы должны успеть раньше Дисмаса, и тем более, раньше, чем Ребис доберуться до точки.

Вергилий стал суетиться, сверяя данные и проверяя записи.

– И как нам это сделать? Как мы справимся с претеритантом, тем более с тем, которого нельзя убить?

Подойдя к массивной двери бункера, он принялся её открывать. Спустя какое-то количество времени, затворы с грохотом разошлись, открывая выход наружу, тёмный и почти не освещённый, кроме ряда небольших аварийных блеклых ламп.

– У меня есть план. Знаю, как погано для тебя это может звучать, но тебе придётся довериться мне. Я ждал этого момента долго, и не могу позволить ему выскользнуть из мои рук в который раз.

Даниэль молча подошёл к своей альтернативной копии и встал возле выхода.

– Просто сделаем это.

…

Проходя мимо всех этих каменных стен, и здесь же стоящих искусственных небольших изваяний, навивали многие неизбежно появляющиеся воспоминания.

Они помнили бесплодное, тихое, иссушенное солнцем после длительного дождя поле, израненное ямами и воронками, под пасмурным мутным небом, на горизонте которого раздавались раскаты грома.

Они помнили изуродованные коряги, словно пальцы умершего от голода великана, замурованного под слоями гнилого грунта, торчавшие редко, и вот-вот, казалось, распадавшиеся в пыль.

И они помнили кресты, наспех скреплённые из мокрых и кривых досок, кое-как связанные тугими верёвками. Стояли все покосившись точно в ряд. И было их много. Слишком много, чтобы увидеть все.

Малозначительные забытые памятники, как единственное напоминание о тех, кто сражался за чужие интересы.

Для Ребис, каждая подобная картина стала первым и последним домом, отныне и навсегда.

Но что-то выбивалось из всего этого образа. Одна маленькая деталь, столь нехарактерная, что вызывала дискомфорт и в то же время, необычное чувство удовлетворённости. Это походило на иллюзию, обман зрения или предсмертный образ прошлого. Но прямо сейчас, он был перед ними.

Маленький белый цветок без названия, распустивший свои белые лепестки на фоне мрачной чёрствой земли. Не смотря на обстрелы, ураганный ветер и нескончаемый дождь, он выжил. Выжил, стоя храбро на своём зелёном стебельке, на небольшом пригорке. Солнце, редко пробиваясь, сквозь бледные застеленные тучи, едва давали ему света своих лучей. Но даже этого ему было достаточно, чтобы рассвести, украшать своей красивым образом опустившую округу. И целыми днями он, лицезря ужасы нескончаемого фронта, радовал саму пустоту, без надежды или малейшей цели.

Они не могли сказать почему, но он понравился им.

Они неустанно следовали вглубь пещеры, встречая на своем пути всё больше и больше этих надгробий. Холодный влажный воздух стал для них куда привычней любого иного.

Это и другое было особым знаком. Знаком некого присутствия в столь отдалённом, безлюдном, забытом месте. Столь ностальгических чувств претеритант не чувствовал уже долгое время, в сравнении с теми полями битв, без вида которых жизнь не представлялась ими иначе.

Их влекло это чувство.

Оглядываясь из стороны в сторону, с отстранённой стены мало что можно было понять в этой паутине уродливых скальных лабиринтов. Но их взгляд видел куда больше. Начиная от верной дороги к Точке, заканчивая именами, вырезанными на гладких каменных башенках кривыми иероглифами.

Они могли не узнавать имена, не признать их при жизни, но ощущать некое соучастие.

Рука коснулась одной из могилы, когда в то же время явил себя некий незнакомый, хриплый и сухой голос:

– Живым нет места среди мёртвых.

Язык был иным, нежели тем, на котором им приходилось общаться ранее, но отнюдь не незнакомым.

– Мы мало чем отличаемся, разве что ходить в состоянии. Быть может и нам здесь было место, что, впрочем, действительно не исключено.

Мужчина, который сидел подле одной из могил, зажигая одну из немногих расположенных здесь свечей, оглянулся с прищуром глядя на высокую фигуру. Одетый в лохмотья, ранее бывшие дорогой знатной одеждой, и старый европейский кольчужный доспех. Руки его были ладонями соединены меж собой. Волосы седые, опавшие, грязные и непослушные, лежащие неряшливо в том числе и на лице.

Лицо его было серым, тёмным, без толики жизни. На глаза сползала вялая старая кожа, зрачков толком не видно, щетина уродливо пролезала по всему лицо. На пальцах и ладонях виднелись царапины и порезы – раны прошлого. Не смотря на внушительный возраст, его выражение оставалось спокойным, а осанка крепкой.

Он помолчал, осматривая странную фигуру.

– Мы не знакомы, – прошептал он, словно обращаясь не к претеританту. – и всё же, я помню твой образ. Неужто дурная сила, колдовство?

– Наши чувства и мысли взаимны. Нам известны лики тех, кто на войне оружие в руках держал. Мы все едины в своём несчастье.

– Несчастье? – немного удивился словам чужака. – Несчастья не было в наших сердцах, когда мы отдавали свои жизни на поле брани, вручая свои судьбы Королю. Оставив тела лежащими, изрезанными и исколотыми, забытыми и оставленными в Ронсевальском ущелье. Никто из нас об этом выборе не жалел.

– Вот как. – тихо сказали Ребис. – И никто из вас не хотел бы избежать этой войны? Сохранить свои жизни?

– Мы не избегали, мы жертвовали на благо…

– И всё равно проиграли. – сказано это было без издёвки в голосе, на что в прочем седой старик внимание не обратил.

– Все люди должны ожидать разные концы своих дорог. Я отдал себя самого во имя чести. Признавая поражение, я избавил себя от вечного позора на моё имя.

– Ты предпочёл смерть жизни?

– Да, и не жалею об этом. – Он повернулся в другую сторону, уходя прочь. – Есть нечто большее, чем простое существование. У людей должна быть цель, даже если как им кажется, они достигли конца своей дороги. Это отличает нас от животных. Что-то куда важнее, чем инстинкты.

– А если эта цель кажется неосуществимой? – неуверенно вопросили они.

– В этом и есть отличие цели от мечты. Хоть и путь к обоим по-своему тяжек.

– У людей действительно слишком много разных противоречивых представлений.

– И это делает нас людьми. – строго заключил старец. – Не хорошими, и не плохими. Лишь постоянно неправыми, ошибающимися, ищущими правду где только можно. Даже сражающимися и умирающими за неё.

– Разве это