Пепел перемен, Том 7: Цена власти - Илья Витальевич Карпов

— А что случилось? Почему она без сознания?

— Поцапалась с почтовым соколом в виде ворона. Птицей выглядела совсем скверно, но как в человека превратилась — сама видишь. А может… Может что-то внутри?

— Вроде внутреннего кровотечения? — с сомнением спросила Рия и снова взглянула на девушку. — Сомневаюсь. Она, конечно, бледновата, но разве раньше было иначе? Самым разумным будет просто дать ей отдохнуть. И, пожалуй, раздобыть одежду. Ночи сейчас холодные. Но прежде, чем ты уйдёшь, расскажи-ка, как она вообще сюда попала.

— Тебе разве не нужно заниматься ранеными? — уклончиво спросил Таринор, оглядев госпиталь.

— Да вот, как на счастье, образовалась свободная минутка, — строго ответила Рия. — Рассказывай.

Наёмник постарался изложить всё как можно более кратко, но история всё равно вышла внушительной. Однако закончить её ему было не суждено. Появившийся из ниоткуда аккантийский солдат прервал на полуслове. Из его речи Таринор разобрал лишь имя Эмилио Сфорца.

— Да, да, понял. Сейчас приду, — отмахнулся он и обратился к Рие. — Кажется, в том свитке оказалось что-то действительно важное. Надеюсь, бедняга пострадала не зря.

Вернувшись в дом Сфорца, Таринор обнаружил его в окружении всех командиров осаждающей армии. Под взглядом десятков глаз ему даже сделалось неловко, будто бы все ждали его одного. Возможно, так оно и было, поскольку, едва наёмник вошёл, кондотьер заговорил, а переводчица тут же подхватила его слова:

— Сеньор Сфорца только что получил перехваченное сообщение, — говорила она, бросив мимолётный взгляд на Таринора, — адресованное королю. В нём говорится о подкреплениях, отправленных на помощь осаждённому городу из Маэ… Май…

— Из Майвгарда, — подсказал наёмник, и взгляды вновь обратились на него.

— Благодарю, — смутилась переводчица. — На помощь осаждённым отправлено три тысячи человек.

Командиры покачали головами.

— Как скоро они будут здесь? — спросил лорд Кельвин Старлинг.

— Судя по дате письма, — сказал Хельдерик, вглядываясь в свиток, — подкрепления могут достичь столицы уже через три дня.

Принцесса Мерайя побледнела. Рыцари-командиры нахмурились и обменялись тревожными шепотками. Лицо Эмилио Сфорца же осталось непроницаемым. Он заговорил вновь, и вновь зазвучал голос переводчицы:

— Однако послание не дошло до короля, поэтому он об этом не знает. В связи с этим сеньор Сфорца, учитывая неудачную для королевских сил вылазку этим утром, предлагает нанести упреждающий удар. Завтрашним утром.

— Но ведь нам предстоит преодолеть стены города, — сказал кто-то. — Не говоря уже о замке…

— Об этом мы успели позаботиться, — со стариковским лукавством ответил Хельдерик и неожиданно обратился к Таринору: — Но нам вновь понадобится помощь вашего бледнокожего друга и его людей. Будем надеяться, в последний раз. Осталось выслушать её высочество. Готовы ли вы исполнить свой долг, когда верные вам люди добудут победу?

Взгляды обратились на принцессу, прямо как тогда, на совете в Высоком доме. Но теперь девушка не глядела замученным взглядом, а груз ответственности больше не давил непосильной ношей. Она слишком далеко зашла, чтобы отступить, и это понимал каждый, кто стоял рядом.

— Каждый из вас показал себя умелым командиром и отважным воином, — сказала она, — а потому сомнений быть не может. Пришло время положить конец правлению Эдвальда Жестокого!

— Слава королеве Мерайе! — прогремело под крышей дома.

Когда собрание закончилось, командиры разослали во все концы лагеря людей с наказом готовиться к завтрашней битве. Дэйн же неожиданно задержал Таринора, шепнув, что принцесса хочет с ним поговорить.

— Прежде всего, — сказала она, чуть опустив голову, — мне жаль, что вы пали жертвой ошибки правосудия. Моей ошибки.

— Да бросьте, — отмахнулся тот. — Случалось мне ночевать в местах и похуже. К тому же справедливость в итоге восторжествовала. Скажите только, что будет с тем засранцем?

— Тейнос Таммарен останется под стражей до победы, а после он предстанет перед судом. Я вызову лорда Таммарена из Высокого дома или же его представителя, если дорога будет ему не по силам. Вместе мы решим судьбу предателя, как того требует справедливость.

— Вы и впрямь не похожи на своего отца, — усмехнулся Таринор. — Тот бы обошёлся с предателем куда проще и жёстче. Да что там, этот заика вряд ли дожил бы до утра.

— Король вершил правосудие легко и так же легко наживал себе врагов, — ответил Дэйн. — И вот к чему это привело.

— В таком случае, ваше величество, вы уже мудрее нынешнего короля, — сказал наёмник. — И у народа Энгаты есть надежда на спокойную жизнь. А теперь, если позволите…

— Постойте, — перебила принцесса. — Я понимаю, что после всего этого едва ли вправе просить вас о чём-то, но… Если случится так, что вы, как семь лет назад, первым до него доберётесь… Прошу, сохраните ему жизнь.

— Забавно, — проговорил Таринор, — учитывая, что его мать, леди Релла, попросила меня ровно о противоположном. К слову, она тоже дала королю прозвище «Жестокий».

— Её сложно в этом винить, — грустно проговорила принцесса, склонив голову, будто под тяжестью воспоминаний. — Имперцы заставили бабушку смотреть, как они расправляются с моим кузеном, её любимым внуком. Пусть в этом есть вина моего отца, пусть он заслуживает самого сурового и неотвратимого наказания за это и многое другое, но…

Принцесса подняла взгляд, и её слова зазвучали увереннее, с нотками стали:

— Прежде всего, я хочу увидеть его снова. Эдвальд Одеринг, которого я видела на переговорах, скрывал настоящего себя за властью и армией. Но я желаю поговорить с отцом, когда у него не будет ни того, ни другого. Даже если это будет последний наш разговор.

* * *

— «Правлению Эдвальда Жестокого»? — усмехнулся Игнат. — Вот прямо так и сказала?

Тогмур и Таринор сидели по ту сторону костра возле палатки. В котелке закипала похлёбка, и на сей раз она была куда гуще обычного. За спасение обозов и, наверное, в качестве извинения за несправедливый арест, Сфорца расщедрился добротным куском твёрдого аккантийского сыра и парой-тройкой фунтов пряных колбасок. Правда, Таринор почуял исходящий от них душок, что немудрено после стольких недель похода, и решил бесхитростно пустить подаренную снедь в похлёбку.

И теперь случайные солдаты, проходя мимо, непременно облизывались, почуяв окутавший округу