Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

Положение закона, в соответствии с которым были выдвинуты обвинения против руководителей, гласило, что они не обязательно должны были совершать противоправные поступки лично: если компания нарушала закон, то они были за это ответственны как высокопоставленные сотрудники корпорации. Это отличие играло на руку тем, кто защищал троих обвиняемых, поскольку можно было утверждать, что они признали свою вину вопреки тому, что не были ни в чем виноваты. Однако Рика Маунткасла и других прокуроров, работавших над делом Purdue, эта лощеная показная праведность раздражала[1578]. В конце концов, они собрали достаточно доказательств конкретной криминальной деятельности этих мужчин. И были полностью готовы предъявить каждому из троицы множественные уголовные обвинения.

Но в письмах, которыми завалили судью, была одна общая тема: они подразумевали, пусть и не говорили открыто, что богатые белые управленцы – примерные и высокообразованные семьянины, мужчины, которые дают деньги на благотворительность и играют важную роль в своих местных общинах, – уже в силу самого своего характера и темперамента не способны совершать преступления такого рода, из-за которых люди попадают в тюрьму. Это не те люди, которым в тюрьме самое место, указывали письма, одно за другим. Джей Макклоски, бывший федеральный прокурор штата Мэн, который первым забил тревогу в связи с опиоидным кризисом в своем штате, а потом ушел с госслужбы, чтобы работать в Purdue, поносил своих прежних коллег-прокуроров, утверждая, что «это случай необыкновенного[1579], если не беспрецедентного, прокурорского произвола», и сокрушаясь из-за «стигмы», которая теперь постигнет Говарда Юделла после долгой и «ничем не запятнанной» карьеры».

– Нет совершенно никаких доказательств[1580] каких-либо личных правонарушений со стороны мистера Юделла, – заявила Мэри Джо Уайт во время слушания перед вынесением приговора, описывая своего клиента как человека «возвышенного образа мыслей» и «чрезвычайно нравственного». – То, что здесь произошло, – сказала она во всеуслышание, в зале суда, полном безутешных родственников, лишившихся близких в результате опиоидного кризиса, – является для мистера Юделла личной трагедией.

Стараясь с максимальной пользой разыграть свои карты, Джон Браунли объявил, что «Purdue и ее руководители[1581] привлечены к ответственности». В 2008 году он ушел с поста федерального прокурора[1582] и почти сразу заявил, что будет баллотироваться на пост генерального прокурора штата. (В итоге он не смог победить и вместо этого вернулся к частной практике.)

На каком-то уровне это дело можно было счесть неудачей для Purdue. Однако в действительности это было совсем не так. Десятилетия назад, когда братья Саклер создавали множество бизнес-предприятий с разными названиями, они стали виртуозами в мошеннической игре корпоративной номенклатуры[1583]. Теперь компания могла сыграть в эту игру, обеспечив себе решительное преимущество. Если бы Purdue Pharma как корпорация признала себя виновной по уголовному обвинению, это оказало бы разрушительное воздействие на бизнес, поскольку финансируемым правительством программам вроде «Медикэр» было бы запрещено вести бизнес с этой компанией. Поэтому было заключено соглашение, по условиям которого Purdue Pharma не признавала вину вообще ни по каким обвинениям, хотя именно Purdue Pharma была виновна. Вместо этого вину признавала Purdue Frederick – наследственная семейная корпорация, производитель средств для удаления ушной серы и слабительных. Purdue Frederick принимала[1584] и обвинения, и наказание на себя – и должна была, чтобы Purdue Pharma могла дальше жить и процветать.

А что же Саклеры? Никто из них не поехал в Вирджинию ни на слушание с признанием вины, ни на оглашение приговора, и их фамилия в «договоренности о согласованном изложении фактов» не фигурировала нигде. Браунли не упомянул Саклеров в своей пресс-конференции, посвященной делу, и ни один из репортеров, освещавших вынесение приговора и присужденный штраф, тоже их не упоминал. Десять Саклеров, которые были членами совета директоров компании, проголосовали за то, чтобы Фридман, Голденхайм и Юделл признали себя виновными как частные лица, таким образом защитив семью[1585] и компанию. В направленном судье письме о высокой нравственности Говарда Юделла поверенный Purdue, Ричард Зильберт, указал, что у Юделла не было иного выбора, кроме как «взять на себя ответственность за чужие правонарушения[1586]». Но в судебных документах, как и в прессе, никто и словом не обмолвился о том, что, признавая себя виновными, руководители компании защищали Саклеров.

Однако в среде сотрудников компании впечатление было именно таким. Фридман, Голденхайм и Юделл «взяли ответственность на себя[1587] и признали вину», впоследствии говорила Кэти Саклер. Поступая так, они заботились о том, чтобы семья не оказалась причастна к этому делу. «По сути, эти три человека[1588] вызвали огонь на себя вместо семьи, поскольку семья собиралась о них позаботиться», – вспоминал Гэри Ритчи, который одиннадцать лет проработал в химическом отделе Purdue. – «Главное, в тюрьму не попадите; а там уж мы негласно возьмем вас под крыло». Вот так они вели дела», – сказал он. Вскоре после судебного слушания, на котором Майкл Фридман признал себя виновным, Саклеры проголосовали за выплату ему 3 миллионов долларов[1589]. Говард Юделл получил 5 миллионов[1590]. Больше всего это напоминало какой-нибудь фильм о мафии. Как выразился один из друзей Голденхайма, этим троим мужчинам было назначено «подставиться под удар».

* * *

В том же месяце, когда Саклеры выплатили Юделлу 5 миллионов, они проголосовали за выплату 325 миллионов самим себе[1591]. На оглашении приговора один из скорбящих родителей, мужчина из Флориды, который меньше года назад лишился сына, назвал все эти танцы между правительством и компанией «игрой». Назначенное наказание было «просто очередным маневром»[1592], сказал он: «Они вообще ничего не изменили. Точно так же работают, как и всегда. А эти деньги просто возьмут из чековой книжки. Плати – и продолжай в том же духе».

В теории этот приговор должен был представлять собой значительный шаг к реформированию Purdue. Но внутри компании к нему отнеслись примерно как к штрафной квитанции за превышение скорости. На последующем слушании в Конгрессе[1593], в ходе которого Джон Браунли давал показания об этом деле, Арлен Спектер, сенатор-республиканец от штата Пенсильвания, отметил, что, когда правительство штрафует корпорации, а не сажает их руководителей в тюрьму, оно все равно что выдает «дорогостоящие лицензии на преступную деятельность». И похоже, именно так воспринимали санкции против Purdue Саклеры и руководители компании. Вскоре после признания вины троицей топ-менеджеров административная помощница Нэнси Кэмп, недавно пришедшая на работу, случайно услышала, как главный финансист Purdue, Эд Махоуни, разговаривал с кем-то о 600-миллионном штрафе. «Эта