Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

с этим делом, изложенным нашими линейными прокурорами из Западного округа Вирджинии», – писал он, отмечая, что «злоупотребление ОксиКонтином оказало значительное негативное воздействие на жизни миллионов американцев». Это было «правое дело», выражаясь языком Министерства юстиции, и Огроски рекомендовал своим коллегам выдвинуть множественные уголовные обвинения против компании и ее управленцев. Он подчеркнул, что это должно быть сделано безотлагательно, указав, что у Purdue есть «прямые финансовые мотивы стремиться к затягиванию дела», учитывая, что «мошеннические продажи и маркетинг» ОксиКонтина продолжают приносить ей дополнительные 100 миллионов долларов ежемесячно.

Если бы дело с таким обилием доказательств действительно дошло до разбирательства, да еще и в одном из судов Западного округа Вирджинии, где столь многие из возможных присяжных были лично знакомы с людьми, жизнь которых ОксиКонтин перевернул с ног на голову, вынести обвинительный приговор было бы нетрудно[1546]. На самом деле, если бы этим трем топ-менеджерам хотя бы предъявили обвинения, они, вероятно, оценили бы свои шансы и наперегонки побежали подписывать соглашение о сотрудничестве со следствием. Как заметил один поверенный, игравший определенную роль в этом деле, «чутье подсказывало мне, что, если бы это сделал кто-то один из этих троих, Саклерам пришел бы конец».

* * *

Этого не случилось. Однажды в октябре 2006 года Джону Браунли позвонили и сообщили, что назначено совещание, на которое должна явиться команда защиты и провести брифинг в офисе помощника генерального прокурора. Браунли и его подчиненные встревожились. Не каждому подозреваемому по уголовному делу дается возможность прыгнуть через головы людей, выдвигающих против него обвинения, и подать неофициальное ходатайство непосредственно высшим чиновникам Министерства юстиции. Но такие прерогативы доступны американцам, достаточно обеспеченным и обладающим необходимыми средствами, чтобы их применить. Однако даже в системе правосудия, склоняющейся в пользу богатых и могущественных, прокурорам обычно как минимум дается возможность посвятить свое начальство в детали дела, прежде чем оно встретится с защитой подозреваемого.

Браунли, Маунткасл и Рамсейер поехали в Вашингтон. Встреча происходила в большом конференц-зале, примыкавшем к кабинету помощника генерального прокурора, женщины по имени Элис Фишер. В этом зале был длинный дубовый стол, окруженный кожаными креслами. Вдоль стен выстроились стеллажи с книгами по юриспруденции, создавая атмосферу торжественной честности. Друг за другом вошли Говард Шапиро[1547], Мэри Джо Уайт с другими поверенными Purdue и трое руководителей компании. На встрече председательствовала Фишер, ей помогали несколько младших чиновников, политических назначенцев из администрации Буша, в том числе заместитель Фишер по кадрам, Роб Кофлин. Кофлин впоследствии сам признал вину[1548] в другом уголовном деле, где ему предъявили обвинение в том, что в обмен на трапезы в дорогих ресторанах, билеты на спортивные мероприятия и другие взятки он использовал свое служебное положение, предоставляя услуги клиентам криминального лоббиста Джека Абрамоффа. Но в тот момент он казался представительным чиновником американского правительства, и они с Фишер дали адвокатам Purdue достаточно времени, чтобы те могли изложить свою позицию. Поверенные компании провели слаженную презентацию[1549], доказывая, что Браунли и его прокуроры проявляют излишнее рвение в преследовании Purdue. В частности, они утверждали, что было бы совершенно недопустимо предъявлять уголовные обвинения Фридману, Голденхайму и Юделлу. На этих людях нет никакой реальной вины, тем более в уголовных преступлениях. Если о Purdue можно сказать, что она делала что-то неподобающее в маркетинге ОксиКонтина, то на самом деле вина целиком и полностью лежит на нескольких злоумышленниках из числа торговых агентов. И руководители компании не стали бы с таким поведением мириться (не то что становиться его соучастниками), если бы знали о нем (а они не знали).

По завершении встречи Браунли был проинформирован, что, несмотря на собранные им и его подчиненными за пять лет работы доказательства, министерство не станет поддерживать их в стремлении привлечь к уголовной ответственности этих троих топ-менеджеров. Вместо этого компании можно предъявить обвинение в незаконной маркировке продуктов, а каждого из троицы Фридман – Голденхайм – Юделл – в каком-то одном правонарушении. «Браунли был вне себя от ярости», – вспоминал один бывший чиновник министерства, который общался с ним в то время. Рика Маунткасла и Рэнди Рамсейера «только что удар не хватил».

Спустя годы это решение, принятое за закрытыми дверями в Министерстве юстиции, вызвало всеобщее недоумение своей загадочностью, поскольку ни один из стоявших за ним чиновников не желал признавать его своим. Внешне все выглядело так, будто отказ от уголовных обвинений против Фридмана, Голденхайма и Юделла был инициативой помощницы генерального прокурора, Элис Фишер. Но несколько поверенных, работавших в то время с Фишер, подчеркивали, что она не имела власти отдавать приказы такому федеральному прокурору, как Браунли, и, следовательно, должна была исполнять распоряжение своего начальника, заместителя генерального прокурора, Пола Макналти. Фишер, которая вообще-то редко говорит о внутренних разногласиях, имевших место в период ее службы в министерстве, в этом случае сделала исключение и настаивала, что «не принимала и не отменяла[1550] никаких решений по обвинениям в этом деле». Из этого можно сделать вывод, что все-таки это была инициатива Макналти. Джон Браунли вспоминал[1551], что лично встречался с Макналти, чтобы переговорить об этом деле. Но в одном интервью[1552] Макналти утверждал, что он не принимал решения снизить категорию выдвинутых против руководителей Purdue обвинений, и вообще, никто с ним по этому поводу не консультировался. Короче говоря, эта директива осталась «сироткой» – закулисной сделкой, за которую никто из бывших слуг народа не пожелал нести ответственность.

Это был «политический результат, купленный Purdue», как говорил один бывший чиновник Министерства юстиции, имевший отношение к этому делу. Пол Пеллетье, еще один бывший чиновник, который рецензировал прокурорскую докладную записку в министерстве, вспоминал: «Для того у нас и существует[1553] Министерство юстиции – чтобы давать ход делам такого рода. Когда я видел эти доказательства, у меня не возникло никаких сомнений в том, что, если бы мы выдвинули обвинения против этих людей, если бы они отправились в тюрьму, это изменило бы способ действий бизнесменов».

Но у Purdue были на этот счет другие идеи. Для Рика Маунткасла это был тот самый сценарий, которого он опасался: прокуроры в маленьком заштатном эбингтонском офисе посвятили существенную часть своей профессиональной деятельности стараниям крепко сколотить дело против Purdue. А горстка торговцев влиянием из Вашингтона в белых ботинках прыгнула прямо через их головы и устроила всем их усилиям короткое замыкание. Согласно последующим показаниям Говарда Шапиро[1554], Purdue выплатила его фирме более 50 миллионов долларов за работу по этому делу.

* * *

Даже после того, как прокурорское преследование было