«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

Конский базар в деревне. Картина эта достойна кисти большого художника. Его нельзя показать статичным. Здесь всё в движении, и главной задачей художника будет показать динамику этого события. Это нелёгкая задача.

На Теченском базаре Иван Сергеевич «выставлял» свой «товар» у подхода к нему с южной стороны, вблизи церковного алтаря. Здесь он ставил свою телегу с привязанными к ней по бокам и сзади лошадями. Это был, так сказать, центр картины. С боку, слева, обычно стояли небольшой кучкой, а иногда и значительной кучкой, мужички-хлеборобы. Стояли в глубокой задумчивости в зипунах, выцветших поярковых круглых шляпах, в тяжёлых яловых сапогах, хотя солнце уже пригревало. Ничего не поделаешь: так требовал этикет базара. Нужно держать фасон! Перед ними в полупальто фабричного суконного покроя, в сапогах с лаковыми голенищами, в фуражке был он, их благодетель – Иван Сергеевич. Он ведь в душе делал благодеяние для этих «зипунников». Такова одна из черт морали торговца. Неподвижная стена людей в зипунах и перед ней вертлявый, искательный торговец! Это первая деталь картины, которая требует ярко контрастного изображения. Какими бы индивидуальными чертами в лице, или в фигуре не обладал купец, но он обязательно будет того типа человеком, о котором принято говорить: «наверно, плут и шельмец!» Такова была «каинова печать» всех этих людей, и Иван Сергеевич, конечно, не был исключением. Но вот из толпы «зипунников» один тяжёлой походкой выступил вперёд и обратился к Ивану Сергеевичу со словами: «Ну-ко, Сергеич, подвези ко мне того гнедка с боку». И Иван Сергеевич подводил гнедка к покупателю. Только очень наблюдательный глаз мог заметить, что где-то за поясом у Ивана Сергеевича под оборотом его полупальто был кнут, и он показал его гнедку, «подбодрил» конька. И вот вся толпа «зипунников» ожила, глаза загорелись. Куда девались «тяжёлые зады», которые, как кто-то говорил, отмечали иностранцы у наших мужичков. Они теперь стали подвижными и лёгкими. По очереди они осматривали зубы лошади, и слышались реплики: «молочные (зубы) съедены», «задние сношены» и пр. Они щупали шею под гривой, прощупывали «бабки», просматривали расположение ног (не сведены ли с оноя), гладили по спине, прощупывали крестец, измеряли грудь и т. д. Нет! С такой придирчивостью они не выбирали невест для своих сыновей! Потом проводил кто-нибудь из них коня на поводу, и они следили за каждым шагом его: какой у него размах шага, как он держит голову и пр. Потом посадят верхом на него какого-либо Петьку или Ваньку, чтобы он проскакал на нём галопом. Иван Сергеевич и тут незаметно ещё «подбодрит» коня. Потом они снова «обсуждают» коня, а если при этом подвернётся доморощенный теченский «ветеринар» – Александр Матвеевич, то попросят его проконсультировать о «покупке». Так личный интерес какого-либо Ивана Тимофеевича перерастал в проблему коллектива: вот что обозначал конь для землероба! Дальше уже начинался самый торг. Иван Сергеевич был уже тонкий психолог: он видел, с кем он имел дело. Конь необходим и понравился, значит – можно говорить крепко, и он «играл» – выжимал до предела. По нескольку раз ударяли по рукам, пока, наконец, Иван Сергеевич не убеждался, что дошёл до предела и, оговоривши штоф вина в добавление к названной сумме, бил в последний раз по руке покупателя, и гнедь переходил в руки Ивана Тимофеевича.

Какой же противной при этом оказывалась фигура этого конского «купца», вчерашнего хлебороба, своим же односельчанам продающего коня втридорога и, как спрут, сжимающего их тощие «животы»!

6-го июня 1902 г. в день Троицы я был проездом в Каменке, нынешнем Каменске-Уральском. За мной к этому дню должна была явиться подвода из Течи: я проезжал на летние каникулы. Моё письмо с просьбой выслать мне на это число подводу в Каменку в срок не пришло, и подводы не было. Я стал искать попутчика из Течи, и на постоялом дворе узнал, что в Каменке Иван Сергеевич. На Троицу в Каменке была традиционная ярмарка, именовавшаяся по празднику Троицкой. Иван Сергеевич был на ней со своим «товаром». Ярмарка находилась на гористой части завода (посёлок был заводом), и я нашёл там Ивана Сергеевича во всей его красоте, в той же обстановке, как описано в Тече на базаре, только соответственно тому, что тут была ярмарка, а не базар, масштаб был шире, и людей было больше. Было условлено, что когда Иван Сергеевич закончит свои «операции», то он зайдёт за мной на постоялый двор, и мы направимся в Течу. Так и случилось, как было условлено. Иван Сергеевич, как видно, торговал успешно, и у него было добродушное настроение. Он рассказывал о себе, хвалил свою жену.[282]

После деревни Иксановой, которая примерно была на средине нашего пути, можно было на Кирды или через деревни Байбускарову и Аширову, либо, минуя их, ехать мимо озера Маяна степью примерно тридцать, тридцать пять вёрст. Иван Сергеевич избрал второй маршрут – мимо Маяна. Маян – это громадное озеро. Когда-то оно было в длину до двадцати километров и в ширину до семи километров. Оно было на славе у охотников, потому что изобиловало дичью – утками и гусями. Патриоты его хвастались даже тем, что якобы на него приезжали охотники из Москвы. В озере было много рыбы – карасей. Знатоки уверяли, что маянские караси особенно вкусные. Летом на озере жили в землянках кирдинские старики-рыболовы. Они сушили рыбу – «вялили», нанизывая выпотрошенную на палочки, а зимой в том виде – на палочках – продавали на Теченском базаре в Филиппов пост, а то и в Великий пост. На уху у них всегда была живая рыба в «садках», в глухо закрывавшихся плетёных коробах, опущенных в воду. «Заедем к старикам и закажем уху» – заявил мне Иван Сергеевич, как только принял решение ехать мимо Маяна. Мы проезжали степью, когда она была в цветах, и в воздухе был хмелящий аромат цветов. Кругом безграничная степь! Как она хороша! Мы ехали в жаркий день, но жар смерялся лёгким движением ветерка. Озеро тонуло в камышах. Мы видели стаи летающих уток, а на одном невысоком холме видели стаю диких гусей. Примерно поровнявшись со срединой озера по береговой его линии в длину, мы подъехали к землянкам стариков-рыболовов, и один из них моментально «сварганил» уху с зелёным луком, который он тут же выращивал на грядке у землянки. Нет необходимости описывать нашу дальнейшую езду: она также шла степью, только за пять-шесть вёрст до Кирдов начались поля. Нет, стоило совершить эту поездку