Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба - Стас Намин

не принижая при этом авторитета Хрущева, хотя внутренне Анастас Иванович, конечно, был очень недоволен резкими заявлениями советского лидера относительно «берлинского вопроса».

Встреча в Белом доме А. И. Микояна с президентом США Д. Эйзенхауэром и госсекретарем А. Даллесом

Спустя год Микоян поехал уже в Мексику открывать там советскую промышленную выставку. Далее он оказался на Кубе, и там сделал Фиделя Кастро своим другом, а Кубу – политическим союзником Советского Союза. Наконец, в августе следующего, 1961 года Микоян снова перелетел через половину земного шара, чтобы открыть еще одну советскую выставку – теперь не в Мексике и не на Кубе, а в Токио. Выставка в Японии проходила с 15 августа по 4 сентября 1961 года.

Вернувшись в Москву, Микоян отчитался о работе перед президиумом ЦК, а через несколько дней встретился с Хрущевым – тот сам пригласил. Их квартиры находились в соседних домах № 34 и № 36 на Воробьевском шоссе на Ленинских горах. Рядом был сад со всегда открытой калиткой. Они отправились туда прогуляться вдвоем[413].

А. И. Микоян

и Р. Никсон

Фотографии журнала «Лайф», освещающие ход визита А. И. Микояна в США

Хрущев выглядел довольным. 1961 год стал одним из самых успешных для СССР. Страна выиграла глобальную космическую гонку, запустив 12 апреля первого в истории планеты космонавта Юрия Гагарина, а 6 августа – второго, Германа Титова. На это главные соперники – американцы – ответили запусками своих астронавтов 5 мая и 21 июля. Но американские корабли совершили лишь суборбитальные прыжки, поднявшись менее чем на 200 км, и провели в космосе каждый не более 15 минут, тогда как советские «Восток‐1» и «Восток‐2» поднялись более чем на 300 км. Гагарин пробыл в орбитальном полете более часа, а Титов так и вовсе 25 часов. Победа виделась Хрущеву очевидной и безоговорочной.

Статья о А. И. Микояне в номере американской газеты «Сан-Таймс» от 10 января 1959 года

– В Японию ты хорошо прокатился, – сказал Хрущев Микояну, – но на заседании доложил не все. Оказывается, Анастас Иванович, на тебя было покушение! А ты промолчал.

Микоян улыбнулся:

– Не было никакого покушения, – ответил он. – Какой-то фанатик решил то ли убить меня, то ли передать мне письмо с обвинениями, а потом покончить с собой. Японская полиция его заранее вычислила и обезвредила, и в тот же день эту информацию сообщили все газеты, думаю, специально, чтобы, с одной стороны, немного припугнуть нас, а с другой – похвалиться перед нами хорошей работой полиции. При нем и оружия-то не было, он даже ножа не взял, только столярную стамеску! Смех и грех. Что же я, на президиуме буду рассказывать про чудака со стамеской?

Хрущев, однако, остался серьезным.

– Но было, ты сказал, письмо с обвинениями. Что же это за обвинения?

– В том, что мы не возвращаем японцам острова и ловим рыбу там, где раньше ловили они.

– Ладно, – сказал Хрущев, – допустим, острова, черт бы их побрал. Но при чем здесь ты?

– А при том, что я единственный советский руководитель высшего звена, который был на этих островах и на Южном Сахалине. И японцы об этом хорошо знают. Для некоторых оголтелых самураев я злодей, я тот, кто устанавливал советскую власть на бывших японских территориях.

– То есть, – уточнил Хрущев, – тебя не надо было отправлять в Японию?

Микоян тоже был доволен итогами поездки. В Токио было подписано много контрактов, и товарооборот должен был резко вырасти. История с покушением Микояна почти не побеспокоила. Однако угроза его жизни была вполне серьезной. На протяжении всего визита советскую делегацию тщательно охраняла японская полиция и военнослужащие. Меньше чем за год до приезда Микояна, 12 октября 1960-го, в Токио был убит Асанума Инэдзиро – глава японской социалистической партии. Убийца (17-летний студент), атаковавший жертву прямо во время телевизионных дебатов и совершивший злодеяние буквально в прямом эфире, был членом радикальной ультраправой организации «Дайнихон Айкокуто». 22-летний молодой человек, намеревавшийся устранить Микояна, принадлежал к той же группировке и, скорее всего, готовился именно к убийству, а вовсе не к вручению протестного письма. Сейчас Микоян ничего этого рассказывать не стал. Он чувствовал, что Хрущев подводит разговор к другой теме.

– Ну и не отправляли бы, – сказал Микоян, – я ж не навязывался.

Хрущев заложил руки за спину.

– Анастас Иванович. Ты много сделал для страны и для партии, а мы с тобой вдвоем сделали еще больше. И я тебе очень доверяю. Но я тебя прошу, если с тобой в зарубежной командировке случается что-то незапланированное, ты уж нам докладывай. Президиуму то есть. А не хочешь президиуму, лично мне докладывай.

– Так я докладываю, Никита Сергеевич.

– Не все докладываешь, Анастас Иванович! Вот покушение на тебя было – ты не доложил. А до того еще хуже был случай. Два года назад в Америке, когда ты поругался с Никсоном по армянскому вопросу.

Микоян покачал головой.

– Я думал, тот разговор не занесут в протокол.

Хрущев ухмыльнулся:

– А вот зря думал. Занесли и выводы сделали. А ты мне ничего не доложил.

– Там было всего несколько фраз, – сказал Микоян. – Я уже точно не помню. Никсон, вице-президент, полез ко мне с упреками. Он сам заговорил про то, что я армянин и что армяне мало представлены в советском правительстве. А я у него спросил в ответ: а почему ваше американское правительство не интересуется угнетением армянского меньшинства в Турции?[414] Вот и весь спор.

– Но ты не должен был говорить об этом, – недовольно произнес Хрущев. – Какое угнетение армян? Какая Турция? Ты представлял не армян, а советский народ! Ты превысил полномочия, Анастас Иванович! Ты поехал с определенной задачей, при чем тут армяне в Турции?

– Во-первых, – ответил Микоян, – задачу я выполнил. Успокоил Эйзенхауэра. Если бы на него не давили, он бы согласился даже встретиться с тобой. Я его почти уговорил. Во-вторых, я дал понять, что не поддаюсь на демагогию. В Турции армяне – люди второго сорта, их права не соблюдаются, но поскольку Турция – член НАТО и американская база там стоит с 1956 года, то проблемы турецких армян для США не существует. Это подло и отвратительно. Да, я как дипломат превысил полномочия, но зато поставил Никсона на место. И чтоб ты знал, Никита Сергеевич, международный термин «геноцид» изначально придуман именно для описания уничтожения турецких армян. Самую страшную резню 1915 года я сам хорошо помню. Толпы беженцев помню, слезы, отчаяние. Я дрался с турками, защищая свой народ, добровольцем пошел. Да, я