Записки о виденном и слышанном - Евлалия Павловна Казанович

Доме! Рышков приходил ко мне и Модзалевскому с выговорами и выражением своего неудовольствия по поводу того, что в газетных статьях о Пушкинском Доме не упоминают ни слова о нем, что он «вложил всю свою душу в Пушкинский Дом», что он «вынес все дело на своих плечах» (!!!), а теперь его оттирают; что тот, кто инспирировал (?!) эти статьи (например, в «Вечерней биржевке»), очевидно, умышленно не назвал его в качестве учредителя (!!!, тогда как я попала в их число! Это уж не я ли себя и рекламировала?) и что в таком случае он знает, как ему поступить!..

Досталось за все. И за то, что Н. А. передал ему в дело некоторые письма не лично, а через меня; и за то, что я пишу за него всевозможные бумаги и несу на себе половину его работы; и что моя статья во «Временнике» «написана вовсе не так, как бы следовало», и еще многое другое52.

Хорошо, что Н. А. рассказал мне перед этим об его подобном же разговоре с Модзалевским, и поэтому я могла выслушать все его «порицания» с улыбкой, ничуть ими не трогаясь и не волнуясь.

Забавно!

31/III. Ах, ах, как позорно провалилась 28‑го наша лекция! Было продано всего около 50 билетов.

Впрочем, этого надо было ожидать: кому теперь пойдет в голову идти на лекцию, когда все только и мечтают о том, как бы уехать, и все разговоры учащихся только и вертятся на отъезде, на пасхальных каникулах53, на родном доме. А ведь учащиеся наши главные слушатели.

Говорят, что неуспех произошел еще оттого, что Веселовский взял скучную тему: «Гоголь, Бальзак и Диккенс». Не знаю, как другим, а мне она была гораздо интереснее темы Дмитрия Николаевича.

Н. А. за наказание себе, должно быть, пробыл весь почти вечер в Академии, объясняясь с приходившей на лекцию публикой. Ну разве же это не джентльменство с его стороны54!

9/IV. Кошелёво. Какой «не Достоевского» рассказ «Слабое сердце»55. Я бы скорее приписала его Гоголю.

А мой-то как мне опротивел56.

10/IV. «Уходит светлый май, мой небосклон темнеет…»57

Окончательно иссякло всякое вдохновение, я понемножку перехожу на обывательскую ногу и становлюсь поденщиком в жизни.

11/IV. Кошелёво 58.

Говорят, не народился еще в России тип настоящих горожан. Стоит только посмотреть на этих бедных, истощенных мужчин и женщин, ежегодно наводняющих собою тысячами столицу и отдающих ее бесчувственной мостовой все тепло своего сердца, всю краску своих щек!

Первый год они свежи, полны сил и мечтаний; на второй – сырые столичные кошмары нагоняют на них тягостную хандру и бессонницу; на третий – они проклинают уже все, что связано со словом «город», с нежностью выкапывают и несут к себе в каморку всякую сорную травинку, случайно пробившуюся, вопреки приказанию начальства, сквозь толщу песка между запыленными булыжниками; мечтают о деревце как о райской сени, свободнорожденную свинью почитают едва ли не венцом творения и уж во всяком случае мудрейшим образцом для следования.

Цивилизация давит их, прогресс разжижает их красные кровяные шарики, город для них – вольная или невольная тюрьма.

Отсюда такой порыв к природе, отсюда – стремление к опрощению, к хождению на четвереньках, прославление «естественного состояния человека». (Все это и последующее прекрасно отразилось во многих стихах Саши Черного.)

В первый год мечты: «Съездить бы сейчас на Острова, побегать в горелки, покататься в лодке, покричать на просторе, подышать свежим воздухом, да и опять за работу»; во второй год: «Поскорее бы в деревню, на настоящее солнце, в настоящий лес, к настоящей природе; а то здесь – все чахлое, дохлое, словно больное»; на третий: «Эх, завалиться бы хоть в грязь, да пожевать жвачку, да похрюкать на все умные речи в ответ»…

5/V. Петербург. Как меня измучил наш разговор третьего дня вечером у меня. То есть теперь уж впереди одна пустота и мрак.

7/V. Получила сегодня от 59 известие, что он уезжает, и точно гора с плеч свалилась. Повеселела даже!

Вот уж думала ли когда-нибудь, что буду радоваться его отъезду!

11/V. Итак, я все-таки лечу. Даже не верится. Страшно?.. Как сказать! Я ведь готовилась к этому всю неделю, всю неделю представляла себе, как мы будем разбиваться или как сердце мое не выдержит мертвой петли, так что я иду на самое худшее и, понятно, некоторое волнение испытываю, особенно сейчас, когда m. Pegoud60 сказал, что берет меня.

Это будет большой школой для меня и проверкой самой себя: все ли у меня одни слова или иногда за ними следует и дело.

Хочу или приятно полетать, или разбиться вдребезги, но только не остаться калекой или получить паралич.

Ночью. Какая я, однако, глупая! Ну конечно, меня до Pegoud и не допустили. «Двести рублей, говорят, пожалуйте, тогда можно, а без этого monsieur Pegoud не берет».

– Но monsieur Pegoud обещал мне; он просил меня приехать сюда и сказал, что меня к нему пропустят.

– Monsieur Pegoud очень галантный кавалер, – был ответ какого-то отвратительного толстого немца с сигарой, – и наобещает даме все что угодно, но видеть его сейчас никак невозможно!

Ну конечно, эти импрессарио «сняли» Pegoud так же, как и аэродром, и показывают его только за деньги.

А как я мечтала о полете! И там на поле всякий признак страха исчез, осталось одно страстное желание лететь, лететь…61

15/V. Все время читала Лугового62 с такой мыслью: «Читай Лугового для того, чтобы перестать писать», а вот кончила «Возврат» и примирилась с ним, как примирилась в Луге с человеком, казавшимся мне прежде скучно- и несносно-болтливым с его фонтаном слов, изрыгающим только себя и себя63.

Насколько пошло (не от пошлости, как у Виктора Рышкова, а от недостатка свежего ума, таланта и настоящего образования) и антихудожественно (по тем же причинам) большинство всего, что он пишет, настолько просты и искренни небольшие кусочки в разных его произведениях, в которых проявляются лучшие стороны его души: любовь к России, к добру, к свету знания и искусства; их он выражает так непосредственно и безыскусственно, что они идут в душу и мирят с автором. А в «Тенетах» попалась даже совсем художественная полстраничка, где он говорит о картине (стр. 194), пленяющей издали глаз радужным переливом красок и отталкивающей содержанием при близком осмотре ее64.

И сам Луговой в Луге примирил меня с собой. Для того чтобы правильно понять