Биология в фокусе. Естественные отделения университетов Российской империи (1830–1900) - Екатерина Юрьевна Жарова

органов, предоставление им большей самостоятельности пошло науке на пользу, поскольку забота о ней передавалась в руки людей более компетентных и преданных ее интересам. Духовная атмосфера в России 60‑х годов, с характерными для нее просветительскими идеями и горячей верой в знание, обеспечила науке прочное общественное внимание и поддержку. И прежде всего науке университетской…»[1109]

Университетский устав 1863 г. предусматривал возможность увеличения не только числа учебно-вспомогательных учреждений, но и состава их при наличии материальных возможностей. О том, что лаборатории получали дополнительное финансирование из министерства, свидетельствуют материалы комиссии 1875 г., созданной для пересмотра устава. Вот что говорится о поддержании лабораторий Петербургского университета: «Обзор сношений совета университета с г<осподином> министром показывает, что не только остатки сумм от личного состава и специальных средств университета употреблялись на улучшение учебно-вспомогательных учреждений, но что от времени до времени Совет университета обращался к г<осподину> министру народного просвещения с просьбою об исходатайствовании новых средств на этот предмет и нередко получал удовлетворение»[1110].

Таким образом, политика министерства была направлена на материальную поддержку учебно-вспомогательных учреждений университетов, хотя эта поддержка была скорее точечной, нежели массовой. Е. В. Соболева, анализируя выделение денег министерством на учебно-вспомогательные учреждения, указывает, что суммы выделялись нерегулярно и к тому же урезались[1111].

При этом в университетах во второй половине XIX в. накопились проблемы материального свойства, связанные с ветхостью и недостаточной просторностью имеющихся помещений, так как число студентов росло, увеличивалось и число экспонатов в музеях и кабинетах, что также требовало дополнительного пространства.

Для стимуляции научных занятий студентов устав 1863 г. содержал параграфы, направленные на поощрение к учению. Как и ранее, студентам предлагались задачи для получения золотой, серебряной медали или почетного отзыва. Кроме того, сочинения золотых медалистов публиковались за счет университета, а недостаточным студентам могли выдаваться пособия и стипендии, при этом стипендия должна была быть прекращена в случае слабых успехов или неодобрительного поведения[1112].

Как и прежде, ежегодные задачи объявлялись не по всем кафедрам физико-математического факультета. Тематика медальных сочинений, как это уже было в 1850‑е гг., подразумевала практические упражнения. Например, в 1872 учебном году в Харьковском университете была объявлена следующая тема по зоологии: «„Представить систематическое описание нитчатых глистов Харьковской местности, чаще встречающихся у разных представителей отдела позвоночных животных“, при этом желательно также аналитическое исследование менее известных форм, которое должно сопровождаться соответствующими рисунками. Вместе с рисунками должна быть представлена коллекция описанных нематид»[1113].

Университетский устав 1863 г. не имел пункта об обязательных практических занятиях студентов, университетам предоставлялось самостоятельно решать, какой способ контроля установить за занятиями студентов. То есть сами университеты устанавливали обязательность, вид и объем занятий. В связи с этим в 1870 г. МНП озаботилось постановкой практических занятий, считая, что «одно обыкновенное академическое преподавание в наших университетах, то есть, чтение лекций, вообще недостаточно для привлечения студентов к серьезным научным работам и занятиям»[1114]. Для решения вопроса постановки «серьезных» научных занятий студентов Советам университетов было предложено обсудить обязательность практических занятий для всех студентов и как именно устроить практические занятия.

Предлагая решение вопроса о практических занятиях университетам, министерство хотело получить ответ и на вопрос о системе их устройства, то есть по английской (тьюторство), французской (независимые от университетов лаборатории) или немецкой (лаборатории при университетах) системе. В связи со сложившимися условиями в российских университетах устройство практических занятий в них могло осуществляться только по немецкой системе без обязательной платы от студентов. К этому мнению присоединились все университеты. Московский же подчеркивал, что по всем предметам физико-математического факультета практические занятия устроены и улучшить их состояние может только дополнительное финансирование учебно-вспомогательных учреждений[1115]. Хорошим стимулом для занятий студентов считались научные стипендии и специализация преподавания (Харьковский и Санкт-Петербургский университеты).

Попытки изменить подход политики в сфере науки в 1860‑е гг. можно считать успешным в области подготовки научных кадров, которая дала свои плоды в 1870‑е гг. и позднее. Изменилась ситуация с организацией лабораторий в университетах. Однако недостаток финансирования и необходимость дальнейших реформ говорили о незавершенности и половинчатости государственной политики Александра II в сфере науки, вектор которой сместился в сторону консерватизма в связи со сменой императора. Новый университетский устав 1884 г. – последний в истории Российской империи, самый противоречивый и самый ненавистный как для современников, так и для потомков. При этом при ближайшем рассмотрении оказывается, что многие его начинания приближали российские университеты к классическому университету и были не так и плохи (приват-доцентура, обязательность практических занятий, даже система государственных экзаменов, оставшаяся в университетах до настоящего времени). Больше всего современников волновало отсутствие университетской автономии, хотя это вполне соотносилось с принципами классического университета. Проблема была скорее в интерпретации этих положений устава о назначении профессоров в министерстве, так как таким образом министерство контролировало не научный уровень профессоров, а их лояльность власти.

В отношении же университетской науки устав 1884 г. обладал положительным моментом увеличения финансирования учебно-вспомогательных учреждений. Как писал В. Л. Омелянский: «Едва ли не единственной положительной стороной новой политики министерства народного просвещения относительно университетов было значительное увеличение средств для расширения лабораторий. Но в новых стенах – увы! – уже не замечалось прежнего энтузиазма к научной работе; в новых роскошных дворцах уже не было той дружной работы, которая ключом кипела с утра до ночи в тесных стенах прежних лачуг-лабораторий»[1116].

Однако не всегда увеличение финансирования оказывалось существенным. В. П. Бузескул описывал ситуацию, сложившуюся в Харьковском университете в 1880‑е гг.: «Учебно-вспомогательные учреждения физико-математического факультета до 1884 г. получали 12 400 р., что оказывалось недостаточным, и недостаток пополнялся тоже из специальных средств. В штатах 1884 г., при перечислении учебно-вспомогательных учреждений, некоторые из существовавших в Харьковском университете учреждений не были поименованы вовсе, а на содержание всех перечисленных кабинетов и лабораторий назначено 13 000 р., т. е. только на 600 р. больше по сравнению с прежним. Но так как специальные средства, из которых прежде выдавались субсидии некоторым учреждениям, должны были уменьшиться в силу 129 ст. устава, устанавливавшей плату в пользу университета в размере 5 р. в полугодие (в первое полугодие 1885 г. плата за слушание лекций дала 23 290 р., а во второе полугодие, с введением новых правил, – только 7210 р.), то прибавка в 600 р. не могла улучшить положение дела»[1117]. То есть даже увеличение финансирования, согласно новым штатам, не могло кардинально изменить положение учебно-вспомогательных учреждений.

Касательно числа кафедр биологического профиля, стимулирования научной деятельности студентов путем назначения ежегодных задач, присуждения премий за ученые труды все это присутствовало и