Биология в фокусе. Естественные отделения университетов Российской империи (1830–1900) - Екатерина Юрьевна Жарова

восьми часов в неделю. Усиление специализации за счет разделения кафедр позволяло профессорам углубленно заниматься только одной наукой. К этому времени произошло разделение учебно-вспомогательных учреждений: вместо единого кабинета естественной истории появились кабинеты зоологический и ботанический, однако отчисления на ботанический кабинет закладывались не отдельно, а в одной статье расходов на ботанический сад. В уставе предусматривались отчисления на научные занятия, такие как награды за решение задач, научные публикации, переписку с иностранными корреспондентами, выписку журналов библиотекой[1089]. В связи с наличием отчислений на научные нужды неправомочным представляется довольно часто встречающееся в литературе утверждение, что устав 1835 г. рассматривал университет только как учебное заведение, исключая его научную составляющую.

Это утверждение базируется на словах М. Ф. Владимирского-Буданова, который считал, что отказ от заседаний Совета для рассмотрения достижений науки и от назначения тем для профессорских сочинений на премии[1090] является достаточным для восприятия университета только как учебного заведения. В данном случае следует обратить внимание на мнение Ф. А. Петрова по этому поводу, который подчеркивает, что «дальнейшее развитие наук делало практически невозможным ежемесячное проведение подобных общеуниверситетских заседаний и научные дискуссии начали проводиться по факультетам»[1091]. Таким образом, устав 1835 г. не отменял научную деятельность университета, а лишь отказывался от устаревших форм научной работы в связи с усилением специализации и увеличением числа профессоров в университетах. При этом в уставе Университета святого Владимира 1833 г., который послужил прообразом устава 1835 г., содержался § 31, согласно которому в обязанности профессоров вменялось ежегодно предоставлять Совету сведения об опытах, наблюдениях и открытиях[1092]. В устав 1835 г. этот параграф не вошел, как и в устав 1842 г. Этот параграф вообще можно рассматривать двояко: с одной стороны, он обязывал профессоров заниматься наукой в определенном темпе, не всем удобном, с другой стороны, это было ограничение деятельности профессора, который был бы обязан отчитываться в своих научных занятиях. Отсутствие этого параграфа вовсе не значило, что профессора не должны были заниматься наукой, отменялась отчетность этих занятий.

Финансирование университетов согласно уставу 1835 г. было увеличено до уровня штатов Дерптского университета 1817 г., а в некоторых случаях даже превосходило их[1093]. В уставе 1835 г. были учтены особенности каждого университета, поэтому в провинциальных и столичных университетах некоторые статьи отличаются. Отличаются они и в университетах, не имевших медицинских факультетов (Санкт-Петербургском и Киевском).

Особенная статья расходов, которая так и не появилась в штатах русских университетах, – это отчисления на путешествия по ученым предметам, которая существовала только в Дерптском университете. Там же были оставлены премии профессорам, в то время как в русских университетах полагались премии студентам за решение научных задач. Для поощрения научных занятий студентов § 103 устава 1835 г. полагал объявлять задачи на соискание наград (золотых и серебряных медалей). Ежегодно объявлялись задачи по одной для каждого факультета (для философского – две, по одной для каждого отделения). Оба этих пункта должны были стимулировать науку, но разными путями. Как видится, тот путь, который был выбран для русских университетов, представлялся более перспективным в связи с нехваткой русских профессоров: за счет премирования научной работы студентов можно было отбирать лучших из них для продолжения обучения с целью подготовки профессоров.

Следует сказать, что, несмотря на значительную прибавку, которую получили университеты согласно уставу 1835 г., при рассмотрении проектов в Государственном совете финансирование их все же было урезано (таблица 5 составлена по материалам фонда С. С. Уварова[1094]).

Самая большая прибавка полагалась Харьковскому университету, самая маленькая – Московскому, чье финансирование было увеличено еще до принятия устава 1835 г. В итоге Московский университет получил 454 200 рублей штата, Санкт-Петербургский – 272 250 рублей, Харьковский и Казанский – по 370 000 рублей ежегодно, а государство сэкономило чуть меньше полумиллиона рублей.

Увеличение финансирования было одним из важнейших залогов дальнейшего развития науки в университетах, которые были научными центрами своих учебных округов. Профессора университетов участвовали в изучении природы того края, в котором находился тот или иной университет, тем самым внося свой вклад не только в краеведение, но и в изучение природных богатств России в целом. Тот уровень развития естественных наук, который характеризовал университетскую науку описываемого периода, все еще предполагал количественное, описательное изучение. Поступавшие в музеи и кабинеты экспонаты не всегда использовались для обучения студентов. Некоторые коллекции до сих пор описаны не полностью. В любом случае университетское законодательство не препятствовало научным исследованиям в университетах, даже в некоторой мере стимулируя их, например выделением средств для премирования студентов.

Таблица 5. Сравнение сумм, выделенных для финансирования университетов (1835), в рублях

Для поощрения научных занятий студентов § 103 устава 1835 г. полагал объявлять «задачи» на соискание наград (золотых и серебряных медалей). Ежегодно объявлялось по одной научной задаче для каждого факультета (для философского – две, по одной для каждого отделения). Так как для каждого факультета полагалась одна задача, то биологические темы сочинений не были ежегодными. Тематика задач зависела от научных интересов профессоров тех или иных кафедр. Например, в 1843/44 учебном году в Московском университете была объявлена тема по зоологии «О взаимном отношении организации животных и наружных условий их окружающих». Экологические темы интересовали профессора зоологии К. Ф. Рулье. В 1858/59 учебном году в Петербургском университете была объявлена очень актуальная тема по ботанике «История развития цветени». Только недавно в связи с выходом работ В. Гофмейстера был решен спор поллинистов и сторонников истинного оплодотворения у растений в пользу последних. Причем к рассуждению автору надлежало «присоединить возможно большее количество микроскопических препаратов и рисунков»[1095].

По присуждаемым медалям можно отследить первые награды будущих профессоров. Так, в Петербургском университете в 1842/43 г. золотую медаль по ботанике получил студент четвертого курса Георгий Александрович, будущий профессор Варшавского университета. В 1854/55 г. награда досталась студенту второго курса, будущему ординарному академику Андрею Фаминцыну, который написал сочинение на сложную тему. Задача была такова: «Представить, по возможности, полную естественную историю хвойных растений Санкт-Петербургской флоры, т. е. сосны, ели и можжевельных, с анатомическим исследованием их зародыша в зрелом состоянии семени и в состоянии произрастания; также верхушечных и боковых почек в годовалых, двулетних и трехлетних экземплярах, равно и всех частей древесины и коры, как в молодых, так и в старых экземплярах дерев на различных почвах и местностях, и притом в разрезах поперечных и двух-вдольных, т. е. параллельном с сердцевинными лучами, и параллельном с касательною к окружности пня (тангенальном)»[1096].

Иногда желающих