«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

въехать целая тройка. Вода хлынула неудержимым потоком в броневую палубу и стала заливать пороховые погреба и угольные ямы. Напрасно трюмная команда пыталась закрыть пробоину деревянными щитами, подпереть их упорами и приостановить поступление воды. Команда самоотверженно работала по пояс в воде. Но стихия была сильнее: она вышибала брусья, отталкивала щиты и валила в воду людей. Силы борющихся с водой матросов слабели, и вскоре вода, преодолев сопротивление, стала беспрепятственно заливать корабль. Крен стал быстро увеличиваться. Это был смертный приговор героическому кораблю.

Капитан 1-го ранга Бэр отослал из боевой рубки еще остававшихся в живых. Он еще немного задержался в рубке, чтобы выпрямить курс корабля после выхода из строя эскадры на расходящийся курс с ней. Произведя этот маневр, он также вышел из рубки на накрененный и обгоревший мостик. Обратившись к своим офицерам, Бэр торопливо сказал:

– Спасайтесь, господа, тонем… прощайте…

Без фуражки, с окровавленной головой, но с папиросой в руке, он широко расставил ноги, ухватился за тентовую стойку, чтобы удержаться на наклонившемся мостике, в последний раз затянулся, отбросил папиросу и зычным голосом скомандовал:

– Все за борт. Команде спасаться. Живо за борт.

Броненосец стал быстрее валиться на левый борт.

В темноте из всех внутренних помещений корабля люди стремились подняться наверх, карабкались по наклонившимся трапам и скобянкам, боролись со сталкивавшей их водой, спотыкались, срывались вниз, застревали в люках, гонимые одной мыслью – спасти хоть свою жизнь, раз все усилия спасти корабль оказались безуспешными.

Наиболее трагичной была судьба машинной команды. Она оказалась в ловушке. Подъемные механизмы, открывающие тяжелые броневые люки, которые предохраняли машины от попадания снарядов, не действовали. Находящиеся на верхней палубе, не думая о собственном спасении, пытались открыть эти люки при помощи немногих талей, которые уцелели от пожара и снарядов. Но люки были тяжелые и открывались медленно. Их удалось только приподнять, а не открыть, как корабль уже почти лег плашмя и начал зачерпывать воду своими тремя огромными трубами, из которых валил густой дым и расстилался по воде.

Из машинной команды не спасся никто. Они все, во главе с судовыми механиками были похоронены в стальном гробу, которым для них оказался так бережно ими опекаемый свой корабль.

На верхней палубе одни бросались за борт, другие колебались и как будто не могли расстаться с кораблем, с которым они сжились, и, наконец, третьи самоотверженно, не думая о себе, лихорадочно сбрасывали за борт все, что могло плавать и что могло помочь тонущим держаться на поверхности моря.

На пылающем мостике по-прежнему находился командир броненосца. Он был одинок. Он уже не держался на ногах, а повис, держась руками за стойку. Стараясь превозмочь грохот рвущихся снарядов, треск пожара, шипение пара, вопли раненых и крики утопающих, он из последних сил кричал:

– Дальше от корабля!.. Вас затянет водоворотом, черт возьми! Отплывайте дальше от борта!

«В этот момент, – пишет советский писатель Новиков-Прибой (питающий лютую ненависть к царским офицерам, показавшим себя строгими исполнителями своих командирских обязанностей), – капитан 1-го ранга Бэр – перед лицом смерти – был великолепен…»

Палуба корабля перешла угол начала скольжения тел. Все незакрепленные или оторванные взрывами предметы, как-то: ящики, рундуки, обломки шлюпок, куски железных балок с ускоряющейся скоростью начали скользить на левый борт, увлекая за собой людей, ломая им кости, разбивая головы. Броненосец быстро перевернулся вверх килем, приподнял корму и начал носом уходить в воду. Гребные винты вылезли из воды, судорожно вращаясь в воздухе, и, когда корабль уже исчез под водой, они еще некоторое время продолжали бурлить, кроша тела несчастных людей, которые не успели отплыть от тонущего корабля в сторону. На волнующейся поверхности моря раскачивалась живая каша человеческих тел и бесформенных обломков. Над водой еще держался густой едкий дым, валивший из лежавших горизонтально труб броненосца и ныне отравлявший плавающих моряков. И в это скопление тонущих и бедствующих людей продолжали беспрерывно падать японские снаряды, вздымая высокие столбы воды и разрывая на части тела тех, кого смерть еще не освободила от мучений.

К месту гибели броненосца подошли русские миноносцы и буксир «Свирь», которые спасли около 400 человек. По иронии судьбы половина спасенных оказалась в числе тех немногих, которые доплыли до Владивостока или добрались до нейтральных портов и тем избежали горести пленения. Судьба хоть к этой части команды этого рокового, но героического корабля оказалась милосердной.

…Русский официальный исследователь Цусимского боя, капитан 2-го ранга М.И. Смирнов, сам участник Русско-японской войны во Владивостоке и будущий контр-адмирал, состоявший начальником штаба командующего Черноморским флотом при адмирале А.В. Колчаке, пишет: «Победа была одержана через 41 минуту после начала сражения. Все титанические усилия личного состава эскадры, все сотни миллионов, затраченные на ее создание, все надежды России были сокрушены в течение 41 минуты…»

Почему же сила не взяла? Что же, русские хуже японцев, менее храбры, недостаточно стойки?

Причины нашего неуспеха в первом часу боя не были сразу достаточно ясны. Порт-Артурская эскадра сражалась с японцами несколько раз, билась дольше, чем 41 минуту, и бои не были решающими, без фатальных потерь с обеих сторон.

Эти причины стали очевидными, когда силы сторон были подвержены детальному разбору уже после Цусимского сражения.

Японский броненосный флот был построен перед самой войной. Самый старый из 12 крупных кораблей, броненосец «Фуджи», был спущен на воду за 9 лет до боя – в 1896 году – и вошел в строй в 1898 году. Все остальные 11 кораблей были еще новее. Только 5 русских броненосцев соответствовали по возрасту двенадцати японским броненосным кораблям. Остальные два русских броненосца и три броненосца береговой обороны были старше «Фуджи», а одиннадцатый и двенадцатый броненосные корабли, «Император Николай I» и «Адмирал Нахимов», были столь глубокими стариками, что им место было быть не в бою, а на свалке старого железа, недаром эскадра Рожественского была названа «музеем образцов».

Японские 12-дюймовые орудия давали в течение 5 минут 4 выстрела, а русские орудия того же калибра – только 1,5 выстрела. Японские 8-дюймовые орудия давали за тот же срок 7,5 выстрелов, то есть были в 5 раз скорострельнее, чем русские 12-дюймовые пушки. Японские 6-дюймовые орудия были также в два раза скорострельнее русских пушек и давали 4 выстрела в минуту вместо 2 у нас.

В течение 1 минуты японский флот был в состоянии выбросить 360 снарядов крупного и среднего калибра против 134 снарядов со стороны русского флота. В итоге японский броненосный флот выпускал и минуту 53250 фунтов стали против 19400 фунтов с русской эскадры.

Больше