Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

Черчилль посетил Рузвельта 17–25 июня и убедил его, что открывать второй фронт во Франции в 1942 году – это утопия. Есть более безопасное направление – Северная Африка. Молотов согласился на сокращение поставок в СССР ради открытия второго фронта, но теперь поставки стали сокращаться без высадки во Франции. К тому же в июне 1942 года из 34 судов, шедших в Мурманск, 23 были потоплены немцами, а 4–5 июля из-за ошибочных действий британского командования был разгромлен конвой PQ–17. Погибли 22 транспорта общим тоннажем более 142 тысяч тонн. Утонули 210 самолетов, 430 танков, 3350 автомобилей и 99 316 тонн других грузов. После этого Черчилль сообщил, что какое-то время поставок вообще не будет. Молотов даже заподозрил, что «англичане топят сами часть грузов, чтобы показать необходимость сокращения посылок. Ведь в Адмиралтействе и других органах Англии сидят враги, желающие сорвать дело помощи нам…»[838]

Прекращение поставок под предлогом гибели PQ–17 отчасти обесценило поездку Молотова в Великобританию и США. Открытия второго фронта в 1942 году также ожидать не приходилось. Несмотря на скромные фактические результаты визитов Молотова в Великобританию и США, в одном перелет Молотова имел судьбоносное значение – руководство СССР на высшем уровне установило личный контакт с Черчиллем и Рузвельтом, что стало важным шагом к созданию «Большой тройки». Теперь Сталин и Молотов начинали видеть именно в Рузвельте главного партнера, который ближе им, чем Черчилль. И это было существенное изменение советской внешней политики, которое принесло Советскому Союзу много пользы.

Отношение к Черчиллю в Москве значительно охладело. Рузвельт оказался куда более сговорчивым партнером, энтузиастом высадки во Франции, а Черчилль – скептиком и саботажником поставок. Черчилля не устраивало такое положение. Вскоре после трогательного расставания с Молотовым в Лондоне британский премьер засобирался в путь. Он надеялся лично объясниться и восстановить человеческий контакт с обитателями Кремля.

В. М. Молотов встречает премьер-министра У. Черчилля в Москве. 12 августа 1942. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1626. Л. 22]

Почетный караул приветствует Б. М. Шапошникова, В. М. Молотова, У. Гарримана и У. Черчилля в Москве. 12 августа 1942. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1626. Л. 26]

12 августа Молотов встречал премьер-министра Великобритании в Москве. Все выглядело торжественно и дружественно. Почетный караул продемонстрировал выправку, которой могли позавидовать вышколенные столетиями британские королевские гвардейцы. Игра в солдатики – красивое доказательство внешней цивилизованности. Речи Молотова, Черчилля и американского посла Гарримана были проникнуты идеей единства в борьбе с нацизмом. Едва устроившись в резиденции в Кунцево, Черчилль попросился на беседу к Сталину. Он, как и Молотов полтора месяца назад, не склонен был терять время. Знакомство с Молотовым – это хорошо, но он лишь суховатое альтер-эго Сталина, которого теперь надеялся обаять многоопытный Уинстон.

Обаять не получалось. В ходе бесед 12–16 августа Черчилль подробно объяснял, почему нельзя высадиться во Франции в этом году, а Сталин сопровождал его доклад критическими замечаниями. Но Сталин и Молотов уже решили не устраивать скандала, и когда Черчилль изложил план высадки в Северной Африке «Факел» («Торч»), Сталин его поддержал, даже отойдя от официального коммунистического атеизма: «Да поможет бог ее осуществлению»[839]. Но советская сторона передала Черчиллю обидный меморандум, где осуждала отказ от открытия второго фронта в Европе в 1942 году.

В старости Молотов утверждал: «…я первый не верил, что они это могут сделать. Я был спокоен и понимал, что это совершенно для них невозможная вещь. Но, во-первых, такое требование нам было политически необходимо, а во-вторых, из них надо было выжимать все. И Сталин тоже не верил, я в этом не сомневаюсь. А требовать надо было! И для своего же народа надо. Люди же ждут, какая-нибудь помощь еще будет или нет? Для нас их бумажка имела громадное политическое значение. Ободряла, а это тогда много значило.

Черчилль приехал и стал говорить, что вот они не могут, а я вижу, что Сталин очень спокойно к этому отнесся. Понимал, что это невозможно. Но ему была нужна эта самая бумажка. Она имела громадное значение – для народа, для политики и для нажима на них дальнейшего»[840].

У. Черчилль, У. Гарриман, И. В. Сталин и В. М. Молотов в Кремле. 12 августа 1942. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1626. Л. 29]

Так что советские лидеры понимали, что аргументы Черчилля о невозможности открыть второй фронт уже в 1942 году – это не хитрость или желание ослабить СССР. Для высадки пока не было достаточных сил и технических средств. 19 августа был даже высажен небольшой англо-канадский десант в Дьеппе и ожидаемо разгромлен.

В 1943 году можно было бы накопить силы для сокрушительного удара во Франции, если не отвлекаться на другие крупные операции. А Черчилль как раз хотел отвлечься от высадки в Северной Франции на менее сокрушительную для Германии, но и менее рискованную высадку в Северной Африке. Этот «второй фронт» действительно был открыт в 1942 году, но был плохой заменой широкомасштабной высадке во Франции.

16 августа, когда завершались переговоры, Сталин сказал Черчиллю: «Почему бы вам не приехать ко мне в Кремль и не выпить?» Молотов также был приглашен на этот ужин. Черчиллю показали дочь Сталина. «Мы наладили отличный контакт, и впервые общение пошло в легком дружеском ключе. По моим ощущениям, я смог наладить личный контакт, который будет очень полезным»[841], – писал Черчилль в Лондон. Сталин и Молотов уже поняли, что добиться открытия второго фронта в 1942 году не удастся. Так что имеет смысл оставить у Черчилля о себе хорошее впечатление – в расчете на будущее сотрудничество. Затем Сталин пригласил британского премьера в свою кремлевскую квартиру, где общение продолжилось впятером (с учетом двух переводчиков). При этом Сталин и Черчилль подшучивали над Молотовым, который без особой необходимости посетил Нью-Йорк[842]. Похоже, Уинстон не понял, что в этом вопросе его водят за нос. Армянский коньяк, полюбившийся Черчиллю, способствовал взаимопониманию, но не результатам переговоров. И все же Сталин и Черчилль выразили удовольствие, что лично познакомились друг с другом. Эта встреча до некоторой степени сбалансировала эффект от визита Молотова в Вашингтон. Теперь общение Сталина, Молотова, Черчилля и Рузвельта приобрело личный оттенок, полезный для сплочения противоречивой Антигитлеровской коалиции.

Нужно