Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

мир в будущем. Хорошо было бы сюда включить Китай. Что касается Польши, Турции и других государств, я думаю, что можно вполне обойтись без них, так как вооруженные силы трех или четырех государств совершенно достаточны»[829].

В беседе с Молотовым 1 июня Рузвельт развил свои идеи: «Он просил сообщить, что после войны не только нужна вооруженная полицейская сила трех-четырех стран для охраны и установления контроля по недопущению вооружения Германии и Японии, но также нужно заменить существовавший перед войной режим колоний и подмандатных территорий, которые принадлежали отдельным странам (Японии, Франции, Англии) и которые впредь не должны принадлежать отдельным странам, а должны находиться под опекой трех-четырех стран: США, СССР, Англии и Китая (Китай упоминался вскользь)». На этот раз Молотов одобрил идеи президента без оговорок. «Рузвельт остался доволен моим ответом»[830].

Если в Лондоне Молотов поддержал сохранение суверенитета Франции над заморскими территориями, то в Вашингтоне речь пошла о начале ликвидации колониальной системы. Конечно, такая перспектива радовала коммунистов. Рузвельт, разумеется, тоже империалист, но более прогрессивный и, как оказалось, более деловой. Еще бы – Америка экономически мощнее, ее стратегия идет дальше разгрома Германии. Рузвельт не собирался восстанавливать довоенный статус-кво. Молотов и Сталин – тоже. Может быть, не стоило стремиться к советско-британской договоренности без США, а, наоборот, сближаться с США против Великобритании?

К удовлетворению Молотова, Рузвельт вновь поднял тему второго фронта сам. Он заявил, что «он за второй фронт в 1942 г., что главная задержка в недостатке судов для десанта. Рузвельт доказывал, что если мы сократим наши требования на тоннаж для поставок в СССР до 2 миллионов тонн (после 1 июля 1942 г.), то это значительно ускорит создание второго фронта»[831]. Намерение открыть второй фронт в 1942 году было включено в коммюнике встречи.

Сталин к возможности открыть второй фронт в текущем году отнесся серьезно. Он дал Молотову директиву: «Следовало бы нажать на Черчилля, чтобы второй фронт был организован и уже приведен в действие в этом году, это при условии, что мы заявку на тоннаж сокращаем»[832]. Со своей стороны, Рузвельт 16 июля включил в инструкции для военной делегации, отправляющейся в Лондон, указание добиваться высадки на Севере Франции (операция «Следжхаммер»): «Главная задача „Следжхаммера“ – реальное отвлечение германских ВВС от русского фронта»[833].

Рузвельт знал толк в закреплении личных отношений. Он вручил Вячеславу Михайловичу свой портрет с надписью: «Моему другу г. Молотову». Более близкий друг Молотова в это время «заревновал» по другую сторону океана. 3 июня Сталин несколько раздраженно телеграфировал: «Из бесед с Рузвельтом и Черчиллем ты сообщаешь нам то, что сам считаешь важным, пропуская все остальное. Между тем, инстанция хотела бы знать все, и то, что ты считаешь важным, и то, что, по-твоему, не важно»[834]. Сталин хотел все видеть как бы своими глазами.

Пока ремонтировали самолет, Молотов съездил в Нью-Йорк, поднялся на Эмпайр-стейт билдинг. Накануне отъезда провел уточняющие обсуждения госсекретарем Хеллом и с военными. Затем устроил прощальный прием в посольстве.

Отправляясь в Лондон 4 июня, Молотов мог быть доволен собой: протолкнул вперед дело поставок по ленд-лизу, получил обещание открытия второго фронта в этом году. Даже если этого не случится, можно будет использовать такое обещание для нажима на американцев, чтобы уж в 1943 году точно открыли. А главное – личное знакомство с Рузвельтом открывало новые перспективы отношений с союзниками, где англичане отходили на второй план. По итогам визита Молотова Литвинов 11 июня подписал советско-американское «Соглашение о принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии», обеспечившее поставки по ленд-лизу.

9 июня Молотов предъявил Черчиллю обещание Рузвельта открыть второй фронт в текущем году: «Президент придает настолько большое значение второму фронту в 1942 году, что готов рискнуть даже новым Дюнкерком и потерять 100–120 тысяч человек, лишь бы положить начало второму фронту… В этом месте Черчилль в сильном возбуждении перебил меня и заявил, что он ни за что не пойдет на новый Дюнкерк и на бесплодную жертву 100 000 человек, кто бы ни рекомендовал ему это сделать». Он не согласился с Рузвельтом и по поводу возможности использовать корабли конвоев для высадки во Франции – они для этого были просто непригодны. Максимум, что можно сделать – произвести небольшой пробный десант.

Идея Рузвельта после войны обезоружить все государства, кроме четырех, тоже представлялась Черчиллю странной, ведь это будет означать конец их суверенитета. Международные полицейские силы должны создавать «все демократические страны». Так что обсуждение послевоенного мирового порядка пока только начиналось.

Молотов подвел итог: «Я настаивал на втором фронте в этом году, что они недооценивают своих сил и возможностей, что 1943 год может оказаться для второго фронта труднее. Итог, следовательно, такой, что английское правительство обязательства по созданию второго фронта в этом году не берет, а заявляет, и то с оговорками, что оно готовит как бы опытную десантную операцию». Молотов получил британский меморандум, в котором говорилось о втором фронте в 1942 году: «не можем дать никакого обещания в этом вопросе»[835]. Максимум, на что согласился Черчилль, – провозгласить идею открытия Второго фронта в текущем году – пусть Гитлер боится.

Эдвард Бенеш. 1940-е. [Из открытых источников]

Прежде чем покинуть Лондон, Молотов встретился с эмигрантскими лидерами Чехословакии Бенешем и Польши Сикорским. Разговор с Сикорским, при котором присутствовал Иден, получился нелегким. Обсуждали судьбу польской армии в СССР. Советские власти недавно обещали мобилизовать в нее 96 тысяч поляков, но теперь прекратили мобилизацию. Молотов объяснил это тем, что если польская армия вступит в бой, то ей понадобятся резервы. Но все понимали, что армия Андерса уходит из СССР на Ближний Восток и рассчитывать на нее не приходится. Вопрос о границах не затрагивался[836]. 24 июля советское правительство согласилось на эвакуацию польских частей. Нелояльные вооруженные силы здесь были не нужны. Вместо них в СССР должны формироваться просоветские польские части.

12 июня самолет возвращал Молотова и его делегацию назад в Москву. Погода была опасно-безоблачной, но Пе–8 поднялся выше 8 километров, и противник его не засек. А в это время в мире уже публиковались сенсационные советско-британские и советско-американские коммюнике о полете советского наркома.

Молотов вспоминал: «Я считал нашей громадной победой мою поездку в 1942 году и ее результаты, потому что мы ведь знали, что они не могут пойти на это, а заставили их согласиться и подписать»[837]. Но подписать (даже не вполне