Кто придумал землю? Путеводитель по геофилософии от Делёза и Деррида до Агамбена и Латура - Максимилиан Неаполитанский

мы больше не способны ни грезить о них, ни воспроизводить их. Литература – это соревнование искажений, которые естественным и необходимым образом допускаются сознанием применительно к темам бессознательного[45].

Делёз говорит, что мы можем найти пример такой смерти мифологии в двух книгах об островах: в «Робинзоне Крузо» Даниеля Дефо и «Сюзанне-островитянке» Жана Жироду. Эти тексты пытаются восстановить мифологическую и позабытую жизнь островов, но делают это по-разному. Вслед за Делёзом мы можем продолжить: еще один отличный способ вернуть мифологию и связь географии с воображением – это создать философию острова.

Земля и антропология «Анти-Эдипа»

Следующее появление земли – уже в совместном творчестве Делёза и Гваттари – происходит в «Анти-Эдипе». Помимо разработки шизоанализа и подробного описания машин желаний, в этом тексте есть проект исторической антропологии, где появляются земля и территория (об оппозиции двух этих понятий мы скажем чуть позже). Антропология Делёза и Гваттари делится на три этапа: дикарей, варваров и цивилизованных. Поговорим подробнее о каждом из них.

Первый этап. Дикари. Земля – базовая единица для данного этапа. Это время племен и первых городов. Земля лежит в основе всего: ее осваивают, удерживают, обрабатывают. Именно к земле прикрепляется человек. У человека можно спросить: с какой ты земли? На этом архаичном этапе ответ на такой вопрос будет определяющим. Если говорить об этом этапе через машинные метафоры, то здесь мы имеем дело с территориальной машиной. С земли все начинается, и ею же все заканчивается. Чтобы определить принадлежность к земле, используются разные способы кодирования: татуировки, насечки, жертвоприношения, танцы, инициации, наскальная живопись, петроглифы. Они призваны связать человека и территориальную машину, жизнь на земле и саму землю. Делёз и Гваттари пишут:

Первобытное, дикое единство желания и производства – это земля. Ведь земля – это не только множественный и разделенный объект труда, но и единая неделимая сущность, полное тело, которое накладывается на производящие силы и присваивает их, будучи их естественным или божественным условием. Почва может быть производящим элементом и результатом присвоения, однако Земля – это великое непорожденное постоянство[46].

В центре антропологического проекта Делёза и Гваттари находится проблема желания. Они показывают, как желание функционирует в обществе и как на него влияют общественные машины. Именно общественные машины занимаются тем, чтобы ограничить желание, кодировать его, направить его потоки туда, куда им нужно. На этапе «дикарей» этой общественной машиной, которая направляет желания, и является земля. Люди подчиняются телу земли – и желаниям этого тела. В рамках философских исследований земли это отличный пример того, как земля может оказаться связанной с проблемами психического аппарата человека, пусть и возведенного в степень общественной машины. Земля и желание, земля и бессознательное – вот что интересуют Делёза и Гваттари на этом этапе. Для нас это продолжение других связок – например, земли и воображения. В завершение обсуждения этого этапа еще одно небольшое наблюдение Делёза и Гваттари:

Первобытная территориальная машина со своим неподвижным двигателем – землей – уже является общественной машиной или мегамашиной, которая кодирует потоки производства, средств производства, производителей и потребителей: полное тело богини-Земли объединяет на себе культивируемые виды, земледельческие инструменты и человеческие органы[47].

Второй этап. Варвары. «Дикари» и «варвары» – конечно, не самые приятные слова. Но для Делёза и Гваттари это реальные исторические этапы, пусть и обобщенные. На этапе «варваров» машинная метафора меняется – теперь мы имеем дело не с территориальной машиной, а с деспотической. Вместо тела земли – тело деспота. Можно сказать, что меняется и само «закрепление» – теперь человек связан не с землей, а со своим королем, господином, сувереном. Деспот, как и земля когда-то, направляет потоки желаний, руководит ими. Здесь можно вспомнить замечательное исследование Эрнста Канторовича «Два тела короля», в центре которого – тема сакрализации королевской власти и разделение тела суверена на политическое и естественное. По духу это очень похоже на то, что описывают Делёз и Гваттари, говоря о деспотической машине.

Королевская власть невозможна без сакрализации и телесной разделенности деспота – именно поэтому деспотическая машина возникает на руинах территориальной, а сам король возникает как вспышка, молния, приходит как судьба. Он мгновенно устанавливает свою власть, перекодирует прежние потоки. Деспот приносит и новые системы записи: теперь это не татуировки и насечки, а огромная бюрократическая машина. Устанавливается примат письма над голосом. Теперь все записывается. Больше законов, больше документов, больше актов и записей. «Везде, где проходят деспот и его армия, в кортеже плетутся врачи, проповедники, писцы и чиновники», – поясняют Делёз и Гваттари.

Данный этап уже не так связан с землей – скорее он стремится освободиться от нее, найти новые основания, перекодировать желание через иную принадлежность. На смену вопросу «С какой ты земли?» приходит вопрос «Кому ты принадлежишь?». Буквально: к телу какого деспота ты прикреплен? При этом земля остается как пространство захвата – ее нужно не освоить, но присвоить, захватить, установив там свою власть и собрав пазл империи. Ведь появление империй – это тоже результат работы деспотической машины. Вот что пишут Делёз и Гваттари:

…на месте территориальной машины появилась мегамашина государства, функциональная пирамида с деспотом как неподвижным двигателем на вершине, с бюрократией как боковой поверхностью и передаточным органом, с жителями деревень у основания, исполняющими роль рабочих элементов. Запасы стали объектом накопления, долговые пакеты – бесконечным отношением в форме дани[48].

Третий этап. Цивилизованные. На этом этапе земли еще меньше, но о нем важно сказать, чтобы картина была полной. Если первые два этапа говорили о теле земли и теле деспота, то здесь новое тело – тело денег, тело капитала. Рассуждая о «цивилизованных», Делёз и Гваттари, по сути, пишут о современности – о капиталистической современности. Пожалуй, одна из главных ее отличительных черт – это высвобождение желаний. Если земля и деспот ограничивали потоки желания, то капитал раскодирует их. Это либидинальная логика денег: создавать новые желания и желание самих желаний. Можно сказать об этом и в более широком ключе. Машина капитала освобождает не только желания, но и территории, тела, воображение. Она смешивает все карты, все отличительные черты предыдущих машин и этим имитирует свободу. Делёз и Гваттари пишут:

…современная имманентная машина, которая занята раскодированием потоков на полном теле капитала-денег: она реализовала имманентность, она сделала конкретным абстрактное как таковое, натурализовало искусственное[49].

Однако есть очень важная деталь, которая показывает весь ужас капиталистической машины. Иначе все бы выглядело слишком хорошо: освобождение, новые желания, отказ от деспотизма и территориальной ограниченности… Обратная сторона этого праздника состоит в