О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

одинаково уязвимы, и теории «художественной наготы» уже давно продемонстрировали свои пределы. Но теперь можно уже начать беспокоиться по поводу того, что их внезапно заменят такие же субъективные критерии.

Равновесие между стыдливостью и приличием, стыдом и уважением должно установиться именно под действием этих двух влияний — мусульманского и англосаксонского. Оба они явно смешивают понятия стыдливости и приличия, а также склонны уравнивать между собой стыдливость и стыд. Ношение бурки и перевод наготы в частную сферу исходят из такого же разделения между чистотой и порочностью. Непроницаемый покров, который принимает форму родительского запрета или своеобразной тюрьмы из ткани, кажется единственно возможной защитой против наготы, невинность которой люди не могут постичь.

Западные философы, привыкшие со времен Древней Греции основывать свои рассуждения на различии между противоположными понятиями и четко разграничивать концепции, давно мечтали о таком перераспределении пространства на строго разграниченные области. Философия, которую мы называем «современной», пыталась уйти от такого подхода в течение уже двух столетий. Что касается интересующей нас проблемы стыдливости, это сделать удалось. Франсуа Жюльен в своей книге «Молчаливое преобразование» (2009) привлек внимание к этой «реверсивной логике», которая со времен Гегеля пытается заменить собой «логику тождеств». Анализ стыдливости хорошо ложится в рамки таких рассуждений. С одной стороны, понятия обнаженный и одетый, приличное и неприличное явно принадлежат логике тождества, поскольку наблюдается очевидное противопоставление, основанное на объективных критериях (одежда, закон). С другой стороны, понятия стыдливость и непристойность больше подходят для реверсивной логики, символом которой в китайской философии являются инь и ян, выразительно изображаемые в виде белого глаза у черной рыбы, и наоборот. Этот символ напоминает нам о том, что любой принцип содержит в себе свою противоположность. Точно так же в наготе присутствует невидимый покров стыдливости, а бесстыдство кокетки проявляется в ее одежде, привлекающей внимание к телу, тем самым обнажая его. Бесстыдный взгляд заставляет нас краснеть, а чистосердечный — обезоруживает. Это доказывает, что наш собственный взгляд содержится во взгляде другого человека, и наоборот. Это та самая стыдливость, основанная на открытости и уважении, которую мы обрели, отделив ее от понятия приличия. Именно она сегодня находится под угрозой вследствие возвращения идентифицирующей дифференциации.

Отныне споры о стыдливости касаются не только женщины, по крайней мере в теории. На практике же — надо ли это подчеркивать? — чаще всего расплачивается именно она.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проблемы будущего

Довольно общее определение стыдливости, которое я предложил во введении, становится намного понятнее в свете истории человечества. Я назвал стыдливостью более или менее выраженное физическое состояние, позволяющее скрыть то, что мы ощущаем как свою слабость или основную характерную черту нашей личности.

В процессе исторического развития это состояние считалось абсолютным; ему приписывалось либо божественное происхождение (целомудрие), либо природное; о нем говорили как о человеческом (чувство, эмоция), как о животном (инстинкт, рефлекс), даже как о растительном; иногда его считали относительным, возникающим в результате воспитания или в процессе развития цивилизации (характерное для социума поведение). В этом смысле сегодня под стыдливостью мы подразумеваем скорее приличие, тогда как раньше больше говорили о благопристойности, соблюдении норм поведения, порядочности. Это определение не совпадает с тем, в котором различаются между собой понятия стыдливого поведения и чувства стыдливости, поскольку манера поведения может быть усвоена в результате долговременной привычки и породить очень сильное чувство.

Сегодня считается, что это состояние существовало и продолжает существовать во всех культурах человеческой цивилизации: географический миф о «добром дикаре» имеет настолько же предположительный характер, как и исторический миф о невинности прародителей человечества. Не следует пренебрегать силой мифа: в некоторых случаях (нудизм, стыдливость, связанная с медициной, научными исследованиями, искусством, курортным туризмом) отсутствие эротики во взгляде кажется действенным, даже если оно ограничено одной частью тела (руки, шея, ноги, живот, ягодицы, грудь). Речь идет не о возврате к отсутствию стыдливости, которое считается обычным у первобытных людей, или к наготе, остающейся осознанной и принимаемой как таковая. Мы имеем дело с наготой повседневной, которая устанавливает свои собственные законы. Однако эстафету подхватывают и другие формы стыдливости: это стыдливость, связанная с половым актом, с движением, со словами, с гигиеной, красотой, социальным статусом и т. д. Если говорить о моей личной точке зрения, то, несмотря на мое сдержанное отношение к явлениям, считающимся абсолютными, я склонен рассматривать стыдливость как явление, общее для всего человечества, связанное с сознанием, и скорее как чувство, чем как эмоцию. Это чувство стыдливости — такое же мимолетное, как осознание, и воспринимаемое только через различные типы поведения, которые возникают из него (или благодаря ему): стыд, смущение, неприличие, вначале — и выработанное стыдливое поведение, которое может проявляться в двух формах.

Одна из них связана со стыдом и зависит от взгляда другого человека. Мы опасаемся порицания (за нарушение социальных норм), насмешки (над тем, что мы ощущаем как свой физический или умственный недостаток), подозрения (например, в том, что в своих действиях мы преследуем цель, чтобы нас похвалили), подшучивания (над какой-то жизненной ценностью, которая нам кажется существенной) и т. д. Стыдливость рождается из страха, из осознания нашей слабости. Феноменологический анализ развил этот подход дальше всего, вплоть до опасения того, что наша личность будет низведена до уровня объекта. Самый сильный образ этого страха — это, несомненно, плотина Фрейда.

Чаще всего в данном случае речь идет об активной стыдливости: мы запрещаем себе действие или состояние, которое могло бы вызвать неодобрительную реакцию; но мы не позволяем себе и того, что может задеть кого-то, из чувства уважения к другому человеку — и в этом смысле Цицерон смог принять в число своих «обязанностей» стыдливость, привлекая ее с целью замаскировать то, что может вызвать у другого отвращение (естественные потребности) или соблазн (сексуальные действия). Общественная стыдливость в классической Франции напоминает нам, что пассивная стыдливость может также стать заложницей морали: демонстрировать свою наготу — это способ вызвать чувство стыда у других, когда сам его не испытываешь.

Пассивная стыдливость может быть отражением страха перед чем-то грязным, но чаще она связана с уважением интимности другого человека. Это уважение может идти от прозрачности взгляда (когда мы смотрим на другого человека так, как если бы его слабость — причина стыдливости — была невидимой) до преодоления этой слабости (определяющей другого, его личность, его красоту). Невидимый покров стыдливости уже не ограничивается тем, что прячет уязвимость, он преобразует ее в новую силу.

Итак, определяется другая форма стыдливости, в основе которой лежит уважение, а не стыд. Что это — миф или реальность? В любом случае этот