Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны - Олег Игоревич Нуждин

Написавший о нем в своей книге А. Н. Колесник полагал, что достоверность всей этой истории вызывает у него большое сомнение [376, с. 55–56]. На сегодняшний день подтверждения ей обнаружить не удалось.

Полковник Н. С. Шатов

К числу перебежчиков можно отнести также и полковника[10] Н. С. Шатова. Спрошенный о непосредственных причинах, побудивших его совершить такие действия, он рассказал: «в октябре месяце 1941 г. в связи с подходом немцев к Таганрогу в штаб СКВО прислал зам. наркома обороны маршал Кулик. Не помню точно, 19 или 20 октября 1941 г. вечером он вызвал меня на доклад в кабинет командующего (в то время округом командовал генерал-майор Ремизов). При моем докладе были следующие лица: генерал-майор Ремизов, член В[оенного] совета округа корпусный комиссар Николаев, секретарь Ростовского областного комитета партии, он же второй член В[оенного] совета округа Двинский и начальник штаба округа полковник Бармин». Полковник Н. С. Шатов доложил о ходе снабжения артиллерийскими боеприпасами вновь прибывших дивизий и эвакуации артиллерийских складов из Новочеркасска и Ростова-на Дону. Не дослушав, маршал Г. И. Кулик «с бранью встал со своего места, вытащил пистолет из кармана шинели и направился ко мне с целью пристрелить. В этот момент я успел произнести следующую фразу: «Тов. маршал! Я 22 года честно прослужил в армии, прошу пощадить», и вместо выстрела последовало несколько ударов мне по лицу. Выходя после этого из кабинета командующего войсками, я зашел к себе в комнату и почти сразу же уехал на своей машине с комиссаром штаба (не помню фамилию) к месту разгрузки прибывшего оружия. С места разгрузки я в штаб не возвратился, а пошел на квартиру работавшей в то время у нас в отделе бухгалтерии гражданке Нестеренко и попросил ее посодействовать мне в подыскании квартиры, где бы я мог скрыться» [301, Т. 2. Кн. 1, с. 507, 508].

Гражданка Ф. М. Нестеренко просьбу выполнила, подыскав полковнику новое место жительство у хозяйки по имени Анна Ивановна. У ней тот скрывался до прихода немцев. «При этом мною руководило только, как я считал, незаслуженное оскорбление от маршала, не но политические убеждения» [301, Т. 2. Кн. 1, с. 511]. С приходом немцев, который случился через месяц, полковник Н. С. Шатов, переодевшись в гражданскую одежду, явился в комендатуру, но та не работала. На следующий день вместе с отступавшими немецкими частями он ушел из города и пешком добрался до Таганрога 28 или 29 ноября 1941 г. и встал на учет в полиции как бывший подполковник Красной Армии. Утром 12 или 13 января за Н. С. Шатовым на автомашине заехал немецкий офицер и отвез его в какой-то штаб, размещавшийся в селе между Таганрогом и Мариуполем, а оттуда после допроса в лагерь [301, Т. 2. Кн. 1, с. 512]. Так для полковника началось пребывание в плену.

Полковник М. М. Шаповалов

Этот персонаж советской военной истории примечателен тем, что будучи единственным полковником, кто перебежал к немцам, находясь в должности командира корпуса, уже в плену, получил звание генерал-майора Красной Армии.

Сохранилось пространное донесение военкома 1-го корпуса бригадного комиссара Н. И. Привалова, в котором изложены некоторые обстоятельства перехода полковника М. М. Шаповалова на сторону противника и, правда, задним числом, дана нелицеприятная характеристика его личных качеств.

Корпус вечером 10 августа 1942 года получил приказ из штаба 12-й армии о передаче 139-й стрелковой бригады в подчинение 338-й дивизии. Всем остальным приказывалось отходить на р. Белая в район хут. Привольный. К этому времени корпус как боевая часть существовать фактически перестал, так как со 113-й бригадой связи не было уже несколько дней, и в подчинении комкора оставались лишь его штаб, немногочисленные связисты, да красноармейцы охраны.

Колонна штаба в районе с. Школьный попала под обстрел и распалась. Водитель военкома, едва поблизости раздались выстрелы, поспешил уехать, оставив бригадного комиссара и начальника штаба на произвол судьбы. Им пришлось до наступления темноты отлеживаться, «замаскировавшись» в пшенице, заняв с 20 красноармейцами круговую оборону. Выйти из окружения они смогли только 24 августа, и здесь узнали о судьбе полковника М. М. Шаповалова.

Со слов начальника политотдела следовало, что командир корпуса «бросил в лесхозе штаб и без адъютанта с женой куда-то уехал». Его ожидали в лесу около суток, но он так и не возвратился. Посланные на его поиски пешие и конные разведчики также вернулись ни с чем. И комиссар Н. И. Привалов сделал вывод, что полковник М. М. Шаповалов перебежал на сторону противника, что, впрочем, оказалось правдой.

Уже, оправдывая самого себя, военком корпуса подробно рассказал своем бывшем командире. «Шаповалова я узнал только после го назначения на должность командира корпуса в начале июня 1942 г. Я интересовался им и спрашивал командиров, которые его знали. Бывший командир корпуса генерал-майор Труфанов знал его еще будучи курсантом Симферопольской школы, где Шаповалов был помощником командира эскадрона. Вице-адмирал Октябрьский знал Шаповалова еще по Дальнему Востоку, а в Севастополе Шаповалов был начартшколы береговой артиллерии, находился в подчинении Октябрьского. В разговоре у Октябрьского на КП в Новороссийске Октябрьский смеялся над Шаповаловым, что у него пусто на груди, если бы не ушел из флота, теперь имел бы награды».

Прежде все, знавшие Шаповалова, отзывались о нем положительно как о хорошем командире. Сам комиссар, за время продолжительной работы заметил только «излишнюю вспыльчивость и грубость в отношении подчиненных, иногда доходившей до оскорбления». И он, якобы, потребовал от полковника больше такого тона не допускать.

В боевой обстановке в августе 1942 года, по версии комиссара Н. И. Привалова, командир корпуса стал проявлять трусость, чего прежде за ним не наблюдалось. Так, например, 8 августа в ст. Дундуковская, «когда штаб стали бомбить около 5 самолетов, он проявил растерянность, бгал по кукурузе и потерял шифровку, которую нашли минут через пять.

8 августа, когда я уехал в 139 бр., во время следования штаба в Унарокова они были обстреляны танком, танкеткой и подверглись бомбежке до 17 самолетов. Шаповалов здесь проявил еще большую растерянность, залез в грязный ручей (по уши), сбросил с себя снаряжение в грязь, схватил автомат и сидел до тех пор, пока улетели все самолеты».

В конце своего доклада комиссар Н. И. Привалов сделал вывод: «считаю, что он проявил трусость перед немцами, думая только о своей подлой шкуре, перешел к ним добровольно, оказался подлым, ничтожным