Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны - Олег Игоревич Нуждин

предателем. Зам. нач. ОО т. Лимберг не принял мер для предотвращения перехода Шаповалова, имея в своем распоряжении до 40 бойцов и других оперативных работников». Также виноват и начальник политотдела, не спросивший, куда поехал полковник М. М. Шаповалов [314, Л. 73–74].

К сюжетам, заслуживающим включения в данную главу, наверное, можно отнести случай, когда имелось намерение перейти на сторону противника, но оно, судя по всему, так и не было реализовано на практике. В 20-х числах августа 1941 года немцы, действовавшие на великолукском направлении, обнаружили дневник некоего советского командира или, как они полагали, даже генерала. Его содержание содержало достаточно недвусмысленные намеки на намерение его автора сдаться в плен. В отличие от того, как они поступали с другими дневниками, попавшими к ним в руки, немцы привели в приложениях только отрывки из него. Вот, как автор описал свои намерения: «Сегодня я принял окончательное решение сложить с себя командование моим корпусом, чтобы перейти к немцам («um zu den Deutschen überzugehen»). Комиссаров вновь атакует своими потрепанными силами, и немцы, естественно, вновь начали охватывать наши фланги. Сам я отправился под предлогом проконтролировать работу радистов, которые были откомандированы с группой отдела связи в один из полков. Со мной пойдет мой резервный шофер и Д. А. Сопранов. Основание для ухода: у меня попросту уже нет желания играть роль куклы в марионеточном корпусе, М. Люмошенко называет его мифом «Miev». Генерал Иванов (16 стр. корпус) думает, что мы хотим на костях его дивизий заработать себе политический капитал. В великой борьбе за свою родины такие намерения невозможны. Своим уходом я надеюсь сослужить своей родине хорошую службу.

Мы удалились на 10 км от штаба и переночевали на передовой линии наших частей, которые действовали вдоль дороги (1 ½ км юго-зап. деревни Батотина).

1.8. Весь день провели в лесу. Утром и вечером мы продвигались на юго-запад. Мы встретили группу солдат, примерно 15 человек, которые отходили с передовой. Они сказали, что у них закончились патроны, и что немцы «разгромили» их пулеметами. Они были из 117 стр. полка 23 стр. див., как раз эта дивизия была отведена из резерва армии на переформирование. Днем мы разожгли огонь, вечером мы хотели выйти к дороге. Уже стемнело. Ночи тихие, под ногами хрустят сучья, тропинки нет. В лесу полно комаров, от которых особенно страдает Сопранов…» [32, Fr. 61].

На этом выдержка из дневника заканчивается.

Данные записи содержится в документах отдела I-с штаба немецкой 20-й танковой дивизии. Его обнаружили 24 августа 1941 года после боев в районе д. Абляпуши, Николино, Трошково и Угицы (в каком именно месте, установить невозможно). В списке захваченных трофеев он первоначально значился просто как «дневник русского офицера» [39, Fr. 11].

Имя автора нигде не приводится, видимо, в самом документе оно не значилось. Известно, что 20-я танковая дивизия 24 августа воевала с войсками 22-й армии, в частности ей противостояли 62-й и 29-й корпуса. Ими командовали, соответственно, генералы И. П. Карманов и А. Г. Самохин. Первый числится пропавшим без вести в августовских боях, второй благополучно вышел из окружения. Генерал И. П. Карманов, несмотря на неясность его судьбы, не может считаться автором дневника, поскольку в конце июля и начале августа, в т. ч. И 1 августа, продолжал командовать своим корпусом, никуда не отлучался и по лесам не бродил. Третьим из корпусов 22-й армии командовал полковник К. И. Сазонов. Он также вышел из окружения и впоследствии попал под суд, но не за попытку перейти на сторону противника, а за развал управления подчиненными войсками. Сказанное позволяет сделать заключение, что цитированный дневник мог принадлежать генералу И. П. Карманову.

Попытаемся определить авторство, опираясь на те данные, которые приводятся в самом дневнике. Упоминаемый в тесте Комиссаров, «атакующий потрепанными силами», скорее всего – генерал-майор К. В. Комиссаров, командир 65-го стрелкового корпуса. Как раз в составе последнего воевала 23-я дивизия, с красноармейцами которой встретился в лесу автор дневника.

Все это дает основания полагать, что автор служил именно в 65-й корпусе, в отделе связи, чье расположение которого покинул в конце июля – начале августа 1941 года. Если предположение верно, то наиболее подходящей кандидатурой можно считать капитана И. А. Тетерина, занимавшего должность помощника начальника связи корпуса. В донесении о потерях про него сказано, что он пропал без вести 2 августа 1941 года в районе г. Холм Калининской обл. [321, Л. 29]. Поэтому, немецкие разведчики явно совершили ошибку, приписав одному из советских генералов 22-й или 27-й армий намерение перейти на свою сторону.

А что же известно о самом генерале И. П. Карманове, попавшем в злосчастное августовское окружение? К сожалению, сказать что-либо определенное его судьбе нельзя, можно только строить предположения. Очевидно одно, что под стандартной фразой «пропал без вести» следует понимать гибель, поскольку в плен комкор не попал.

Показания его бывшего шофера дают основание сделать достаточно определенный вывод, что в последние дни генерал был сильно подавлен, особенно после того, как долго планировавшееся наступление войск 22-й армии в 20-х числах августа закончилось полным провалом. По словам шофера, генерал И. П. Карманов утратил какую бы то ни было надежду на благополучный исход войны и конечную победу Красной Армии. Он часто жаловался на исключительные сложности со снабжением и, вообще, на невезение для советских войск [86, Fr. 855]. Можно предположить, что очередное окружение окончательно подорвало его душевные силы и даже могло стать причиной для самоубийства.

24. Первые дни в плену для генералов и полковников

Плен начинался с унизительного обыска, сопровождавшегося изъятием личных документов, фотографий и писем. Потом нередко следовало распоряжение снять знаки различия (шпалы и нарукавные шевроны) и звездочки с головных уборов. Генералам зачастую разрешали оставить звезды в петлицах, и некоторые из них попадали в лагеря военнопленных по-прежнему в полном обмундировании, разительно отличаясь от основной массы военнопленных сравнительно ухоженным внешним видом.

Для многих генералов и полковников плен начинался с допросов. Первые из них, которые правильнее было бы назвать опросами, зачастую проводились прямо на поле боя, чтобы понять, что в данный момент происходит и какие действие предпринимают советские войска.

После их отправляли в ближний тыл. Как правило, командиры в звании от подполковника и ниже следовали в составе колонн военнопленных в самых первых рядах. Полковников и генералов, а также летчиков и орденоносцев, доставляли автотранспортом. Так поступали не только из соображений комфорта для старшего и высшего комначсостава, но и по причинам безопасности. При таком способе транспортировки