Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский

конфликт, завершившийся самоубийством Орджоникидзе»[1225]. В другой книге этого же года он дает похожую информацию: «Один лишь нарком тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе продолжал защищать своих сотрудников от арестов. Между ним и Сталиным возник конфликт, завершившийся самоубийством Орджоникидзе»[1226]. Соглашусь, что Григорий Константинович действительно защищал своих сотрудников, но его жизнь, однако, закончилась в результате не самоубийства, а сердечного приступа.

Таким образом, этот историк на протяжении многих лет четко указывает на факт самоубийства Орджоникидзе и ответственность за это возлагает на Сталина. Парадоксально, но это напоминает ситуацию, когда Сталин заявлял о моральной ответственности Каменева и Зиновьева за убийство Кирова 1 декабря 1934 года. В данном случае подобным образом ответственность приписывается Сталину.

Впрочем, указание на самоубийство Орджоникидзе присутствует в работах и многих других известных российских исследователей-историков. Чаще это констатация «факта», не требующего доказательств. В документальном сборнике 1999 года об июльском пленуме 1953 года (составители В. Наумов, Ю. Сигачев) в именном указателе об Орджоникидзе без ссылок на какие-либо документы отмечается, что он покончил жизнь самоубийством[1227]. Упомянуто «самоубийство Орджоникидзе» и в исследовании С. С. Хромова «По страницам личного архива Сталина»[1228]. Похоже высказывался в книге 2004 года А. В. Шубин: «Орджоникидзе не был настолько сильным лидером, чтобы бросить прямой вызов Сталину на пленуме. Но и поддерживать террор против товарищей не желал. 19 февраля, накануне пленума, он погиб от пулевого ранения. Версия об убийстве Орджоникидзе пока не получила достаточных доказательств, однако его гибель произошла внезапно, причем неожиданно для него самого. Весьма вероятна высказанная Р. Конквестом версия самоубийства под давлением Сталина, например под угрозой ареста»[1229].

Есть упоминание о самоубийстве Орджоникидзе в более поздней работе К. А. Абрамяна, посвященной деятельности Н. С. Хрущева в 1937 году: «Г. К. Орджоникидзе через несколько месяцев последовал примеру Фурера»[1230].

Указание на самоубийство Орджоникидзе практически обязательно и в современной зарубежной исторической литературе. В работе Магали Делалой, посвященной в значительной степени семейной истории партийного руководства СССР, это упоминается многократно, как рефрен навязчивой идеи: «Серго Орджоникидзе покончил с собой 17 февраля, то есть менее чем за неделю до начала пленума»[1231]; «Серго Орджоникидзе покончил с собой за несколько дней до открытия пленума»[1232]; «Еще одного друга и поддерживающего товарища он потерял, когда Орджоникидзе покончил с собой накануне публичного обвинения Бухарина»[1233]; «Орджоникидзе покончил с собой»[1234]; «Серго Орджоникидзе выбрал самоубийство, чтобы избежать постыдного ареста»[1235]; «Самоубийство Орджоникидзе»[1236]; «Серго Орджоникидзе, который на фоне чисток в его комиссариате покончил с собой 18 февраля 1937 г., за несколько дней до открытия пленума»[1237]; «О его болезненном состоянии было хорошо известно, поэтому самоубийство, совершенное в феврале 1937 г., было легко замаскировать под сердечный приступ. Самоубийство осталось тайной, не вышедшей за пределы кремлевского круга. Известно о нем стало значительно позже»[1238]; «Орджоникидзе покончил с собой в 1937, в том же году расстрелян Енукидзе»[1239]; «Орджоникидзе покончил с собой»[1240]; «Серго Орджоникидзе покончил с собой в ночь на 18 февраля 1937 г., через несколько дней после ареста своего друга Авеля. Это самоубийство было политическим жестом»[1241]; «Он не выдержал преследований своих ближайших друзей — ареста брата Пачулии [вновь Пачулия, а не Папулия. — И. Р.] и расстрела своего заместителя в Наркомате тяжелой промышленности Пятакова по итогам Второго Московского процесса (январь 1937) — старого большевика и отличного экономиста. Самоубийство Орджоникидзе, форма самоисключения из круга, стало сильным политическим актом против Сталина: это была еще и потеря друга. После его смерти в окружении Сталина не осталось человека, который проявлял хотя бы минимум независимости в отношениях с Хозяином, — его вспышки гнева были легендарными»[1242]. При этом исследовательница знакома с медицинскими документами Серго Орджоникидзе, которые свидетельствует о долговременных проблемах со здоровьем у Григория Константиновича[1243].

Подобный подход характерен и для других известных зарубежных исследователей. Например, в одной из последних работ Шейлы Фицпатрик, авторитетного австрало-американского автора, посвященной ближнему окружению Сталина, прямо указывается: «Отношения со Сталиным испортились в последние годы жизни Орджоникидзе, и его самоубийство в 1937 году произошло сразу после серьезного разногласия со Сталиным»[1244]. Про самоубийство Орджоникидзе вскользь упомянуто и на других страницах книги[1245].

Между тем фактическое обоснование подобных утверждений об обстоятельствах смерти Орджоникидзе в указанных работах отсутствует. Очевиден факт того, что подобная трактовка обстоятельств смерти Орджоникидзе основывается только на мемуарных свидетельствах заинтересованных лиц. На наш взгляд, все имеющие факты жизни Орджоникидзе, включая последний день, говорят в пользу естественной смерти Серго.

Глава XI

Семья Г. К. Орджоникидзе после смерти Серго: мифы и правда

Смерть Г. К. Орджоникидзе и ее последствия для его семьи и окружения — отдельная тема научных исследований. Многие его родственники и соратники в дальнейшем были репрессированы. Вместе с тем целый ряд последующих событий, особенно в хрущевский период, подверглись либо откровенной фальсификации, либо искусственно привязывались к последствиям ухода из жизни Орджоникидзе. Масштаб репрессий ближайших родственников Орджоникидзе и его окружения преувеличивался.

З. Г. Орджоникидзе

Жена Орджоникидзе Зинаида Гавриловна, в девичестве Павлуцкая (1894–1960), в 1920-х годах работала в отделе народного образования по делам беспризорных детей в Тифлисе и затем в Москве. Часто она сопровождала своего мужа в разъездах, где инспектировала детские учреждения при заводах. В начале 1930-х годов она окончила Московский пединститут им. А. С. Бубнова и позднее работала заведующей образцовыми ведомственными детскими садами московских заводов.

В различных исследованиях часто говорится о репрессиях в отношении Зинаиды Гавриловны спустя некоторое время после смерти ее мужа. В различных интервью и статьях можно встретить упоминание о ее десятилетнем тюремном сроке, например в работе Л. Я. Лурье и Л. Малярова, посвященной биографии Берии: «В 1938 году жену Серго Орджоникидзе — Зинаиду Гавриловну Орджоникидзе — приговорили к 10 годам заключения»[1246]. Подобные «сведения» присутствуют и в работах исследователя истории правительственных санаториев и дач А. Е. Артамонова. Так, в работе 2017 года, без каких-либо ссылок на источник информации, он пишет: «В 1938 году жену Орджоникидзе — Зинаиду Гавриловну Павлуцкую — приговорили к 10 годам заключения»[1247]. Характерно, что эта фраза — дословный повтор текста книги Л. Лурье и Л. Малярова 2015 года и, очевидно, заимствована оттуда. В другой книге, уже 2019 года, он корректирует даты заключения: «…она в начале 1939 года была репрессирована по явно надуманной причине и после освобождения в 1947 году жила в Тбилиси, а через некоторое время (по личному разрешению И. В. Сталина) возвратилась на постоянное жительство в Кавалерский корпус Московского Кремля, где проживала с мужем и падчерицей до