Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский

источниками у него не было, но очевидным был политический посыл, схожий с тем, которым руководствовалась Шатуновская. Померанц делал акцент на тех же очень спорных моментах в воспоминаниях Шатуновской: «Она нашла свидетелей, знавших о совещании на квартире Орджоникидзе, когда несколько членов ЦК, совесть которых вопила против голодомора крестьян, предлагали Кирову заменить Сталина (а Киров отказался, боясь, что не управится с Гитлером). Она разыскала члена Счетной комиссии XVII съезда, забытого расстрельщиками и оставшегося в живых, и узнала тайну о 292 бюллетенях, в которых вычеркнуто было имя Сталина. Она выяснила, как в Ленинград был направлен чекист Запорожец с заданием убить Кирова, как Леонида Николаева убедили взять на себя эту роль, как его трижды задерживала личная охрана Кирова — и как трижды убийце возвращали портфель и оружие. Ей удалось восстановить картину первого допроса Николаева, кричавшего, что он выполнял волю партии»[1211]. Согласно Померанцу, но без всяких ссылок на подтверждающие данные сведения источники, выявленные Шатуновской документы были впоследствии уничтожены в архиве: «Сразу же после выхода Ольги Григорьевны на пенсию (из-за ссоры с Сердюком, фактически возглавлявшим Комиссию Партконтроля КПК) в 1962 г., дело в 64 томах стали потихоньку потрошить, а после октября 1964 г. его выпотрошили до основания. Улики и справки исчезли или подменялись другими. И правда осталась только в памяти пенсионерки, связанной подпиской о неразглашении, но твердо помнившей все основные факты»[1212]. Указанная цифра в 64 тома присутствует и в работе А. В. Антонова-Овсеенко: «64 тома документов, показаний жертв и свидетелей сталинского произвола собрала Комиссия ЦК»[1213]. Данный экскурс в биографию Шатуновской необходим, так как многие версии о самоубийстве или убийстве Орджоникидзе, так или иначе, сводятся к ее публикациям и мемуарам.

Шатуновская в своих мемуарах «Об ушедшем веке» приводит следующую версию смерти Орджоникидзе якобы «со слов его жены Зинаиды Гавриловны»: «Как-то он с утра не встал. Орджоникидзе иногда поднимался, в нижнем белье, в кальсонах подходил к столу, что-то писал и опять ложился. Я просила его встать поесть, но он не вставал. Вечером приехал его племянник Георгий Гвахария, начальник макеевской стройки. Он предложил мне накрывать стол и, сделав это, сказать Серго об его приходе, убеждая меня, что согласно грузинским обычаям приема гостей он обязательно к нему выйдет. Я так и сделала; накрыла стол и пошла звать Григория Константиновича. А чтобы пройти в спальню, надо пройти прежде гостиную, и я подошла к выключателю зажечь свет, зажгла и не успела сделать пару шагов, как раздался выстрел. Видимо, он увидел сквозь щель в двери, что зажегся свет, понял, что сейчас будут звать… Он выстрелил себе в сердце. Я вбежала, и в эту минуту его рука с револьвером опустилась на пол. На комоде лежало его письмо, он написал все, что он думал, что он не может больше жить, не знает, что делать, — это можно только думать, потому что никто этого письма не видел…»[1214] При этом Шатуновская ссылалась и на более поздние встречи с вдовой Орджоникидзе, в том числе на подобный «ее рассказ» в присутствии Л. С. Шаумяна[1215].

Впоследствии на основании «воспоминаний различного периода» Шатуновской в подобном духе о самоубийстве и убийстве Орджоникидзе писал А. В. Антонов-Овсеенко. Первоначально в американском издании своей книги о Сталине он был относительно краток. «Малодушный сталинский нарком покончил с собой 18 февраля, за пять дней до открытия пленума, ослабив и без того робкий „фронт“ недовольных бойней»[1216]. Позднее, уже в перестройку, это издание резко увеличилось в объеме, в том числе за счет текста, посвященного Орджоникидзе и взятого из материалов Шатуновской. Очевидно, что именно в этот период окончательно сложилось преобладающее мнение в отечественной и зарубежной историографии о «самоубийстве Орджоникидзе».

Не меньший «вклад» в версию о самоубийстве Орджоникидзе внес и Р. А. Медведев. При этом его источник — также преимущественно воспоминания Шатуновской, правда, уже в отредактированном варианте. Схожесть их текстов легко заметить, у Роя Медведева изъяты явно ошибочные моменты[1217].

Отметим, что порой ситуация доходила до абсурда. Так, в третьем издании известной работы под ред. М. Н. Гернета, в отличие от прежних изданий, указывалось: «Когда в период культа личности Сталина Г. К. Орджоникидзе понял, что он не сможет дальше нормально работать, потому что начал постоянно сталкиваться со Сталиным, когда он узнал о беззакониях, которые стал допускать Сталин, он покончил жизнь самоубийством»[1218]. И это при том что сам Гернет умер 16 января 1953 года, еще до смерти Сталина, но соавторы вставили политически верный текст при переиздании.

Были ли в дальнейшем найдены подтверждения в пользу версий самоубийства или убийства Орджоникидзе? Нет, только фантазии и новые порции воспоминаний спустя многие десятилетия.

Упомянем в этом отношении и насквозь политизированную перестроечную сталинскую биографию Д. А. Волкогонова, где это событие характеризовалось следующим образом: «покончил с собой Орджоникидзе», «18 февраля, за неделю до открытия Пленума, Серго застрелился», «Свой шанс совести Орджоникидзе использовал, хотя и не лучшим способом, но в той обстановке, пожалуй, единственно достойным»[1219]. Оказали свое влияние на подобное освещение и работы В. З. Роговина, который продолжил традиции Л. Д. Троцкого, указывая на Сталина как виновника по большей части естественных смертей членов большевистского руководства: от Фрунзе до Орджоникидзе.

В определенной степени данная версия закрепилась также благодаря авторитету известного российского историка О. В. Хлевнюка, в работах которого отрицается естественный характер смерти Орджоникидзе. Впервые он подробно изложил обстоятельства смерти Орджоникидзе и свою версию о самоубийстве в работе 1992 года[1220]. Характерен авторский вывод: «Разные мнения высказываются и о самой гибели Орджоникидзе: одни придерживаются версии самоубийства, другие доказывают, что Сталин подослал убийц… Но в любом случае — и это главное, с точки зрения темы настоящей работы, — мы можем с уверенностью зафиксировать факт: Орджоникидзе погиб не случайно. Пытаясь противостоять растущему террору, он стал одной из первых жертв 1937 г.»[1221]. Потом, практически без изменений, этот текст вошел в книгу 1993 года[1222].

В более поздних работах Хлевнюк также придерживается этого мнения. В документальном сборнике, посвященном переписке Сталина и Кагановича (2001, авторский коллектив во главе с О. В. Хлевнюком), упомянуто: «Из-за конфликта со Сталиным покончил самоубийством (или был убит) Г. К. Орджоникидзе»[1223]. Правда, далее в этом сборнике документов авторы-составители все же более склонны к версии о самоубийстве: «18 февраля 1937 г. эти конфликты привели к самоубийству Орджоникидзе)»[1224]. В работе 2015 года о Сталине Хлевнюк пишет: «В феврале 1937 года Орджоникидзе покончил жизнь самоубийством, что стало широко известно только после смерти Сталина». И далее: «Между Сталиным и Орджоникидзе возник