Дитя чумного края - Натали Абражевич

Де́вицы замешкались, запереглядывались. Некоторые несмело стали опускаться, а Геррада плюхнулась с размаху, наплевав на грязь. Йер радовалась, что не ей такое приказали.

Рыцарь исподлобья осмотрел всех тех, кто не послушался. Взгляд задержался на Йоланде — с этой сталось бы не отвести глаза. Яркая солнечная медь ее волос была особенно заметна посреди белесого тумана.

— Почему стоишь? — мужчина подошел — был выше, может, на ладонь, но все же возвышался, как сказала.

Йоланда напряженно огляделась в поисках поддержки, но ответила решительно.

— Здесь грязно.

— Ну и что? Ты ведь и так не человек — свинья.

По двум шеренгам прокатился “ох”. За парой исключений вроде Дреги здесь как на подбор стояла знать. И, хоть их учили быть колдуньями и сестрами, но были они также дочерьми своих Родов, какие не потерпят оскорблений. В первый раз, когда он ни к кому в отдельности не обращался — ладно, но теперь сказать это в лицо — совсем другое дело.

Он позволил себе лишнее, и опасение и страх почти что на глазах сменялись возмущением и даже злостью.

— Я дочь Дома Мойт Охайн, — заметно вскинув подбородок отчеканила Йоланда. — И никто не смеет звать меня свиньей и ставить на колени в грязь. Кто вы вообще такой, что столько позволяете?

На сей раз по шеренгам прокатился смутный гуд поддержки, одобрения. Йер все смотрела, как сильней дрожит Геррада, и невольно начинала заражаться страхом и тревогой. Прочие прекрасно знали, что их больше, что они колдуньи, и уже поэтому склоняют головы лишь добровольно, потому что сами выбрали служить и быть покорными. Йер опасалась, что все то кончится нехорошо.

— Я Ро́тгер Сорс Геррейн. Лиесский конвент, Гейно, — с гаденькой кривой ухмылкой сказал он. — И, если ты не знала, мы здесь все по жопы знатные в черных плащах. Твой, к слову, бурый, как та тряпка, какой я подтер сегодня зад.

Йер именно сейчас заметила, что чуть торчащие меж прядей уши у Йоланды красные — от холода, от возмущения или же от стыда? И еще мысленно кивнула: и действительно, южанин. Удивительно, что был отправлен в Гейно, а не как и большинство облатов жил в столице.

— На колени, — повторил еще раз он. — Узнаешь свое место, свиноматка.

— Свиноматка высрала тебя на этот свет.

Повисла удивительно пронзительная тишина. Никто не ждал, ни что ей хватит дерзости, ни что она вообще способна будет огрызаться так.

Брат Ротгер криво ухмыльнулся и с оттяжкой плюнул ей в лицо, а после, прежде, чем она утерлась, засадил в живот. Пока она хватала воздух, крючась, он без всяческих усилий, почти невесомо надавил ей на загривок, вынуждая опуститься в грязь.

Два ряда чародеек охнули и дрогнули. Строй разорвался, кто-то прикрывал руками рот, распахнутый в неверии. Геррада затряслась сильней и одержимо пялилась себе под ноги.

— Повторю: на колени.!

Девки ошалело переглядывались, и Йер знала, что в глазах друг друга они силились увидеть, страху или гордости им поддаваться. Многие не ждали — уже опускались, но другие сцепливали зубы. Даже среди тех, кто оказался сзади, отыскались те, кто опустился в грязь.

— И вы послушаетесь?! — Все еще держащаяся за живот Йоланда поднималась. Взгляд ее горел, когда она осматривала всех. — Мы орденские сестры и клялись служить и подчиняться воле Ордена и Духов, чить устав и знать статуты, но никто из нас не обещал сносить такое. Ни один статут не говорит нам унижаться перед непонятно кем!

Йер тягостно сглотнула. Она различила, что почти неуловимо фоном ко всему звучит скулеж — Геррада, ткнувшаяся в землю чуть ли не лицом, почти что выла.

И Йерсена вспомнила вдруг: она ведь из Гейно, как и Ротгер.

Он, что самое ужасное, не злился. Наблюдал, как поднимается Йоланда и как остальные вскидываются, и улыбался предвкушающе и выжидательно, почти что благодушно. Дал им время осознать ее слова, и лишь тогда легко, непринужденно, дал ей по лицу и снова уронил на землю. На сей раз он наступил ей на голову, и Йер против воли потянулась к горлу, вспоминая, как оно — когда грязь с каждым вдохом забивает рот.

— Остановитесь! — пискнула испуганная Дрега.

— А то что? — Глумливо уточнил брат Ротгер.

И девчонка — из простых, не знатных, в самом деле знающая свое место — мялась и металась, разрываясь между тем, чтоб броситься помочь подруге и боязнью что-то сделать брату рыцарю. Но время шло, Йоланда вырывалась все слабее, и тогда с нелепым писком Дрега кинулась вперед.

Он отшвырнул ее, точно щенка.

— Смотрите и запоминайте, — сказал он. — И чтобы ни единая другая сука с места не сошла.

Но было поздно. Этого хватило, чтобы взбунтовались почти все, и девки, позабывшие про колдовство, огромной кучей понеслись на рыцаря, вопя и вереща, как стая касн.

Йер точно приросла к земле, и, все еще касаясь шеи, наблюдала, как толпа захлестывает Ротгера, дерет ему лицо, рвет волосы — и дальше можно было разобрать только возню и крики. Она силилась понять, что делать — помогать ли чародейкам или рыцарю, бежать ли за подмогой? Что ей, орденской сестре, на самом деле полагалось сделать? Полагалось ли вообще?

Вдруг что-то громыхнуло, и разрозненную суету сменили уж другие крики. Йер почувствовала раньше, чем на самом деле поняла — отлично знала это чувство, когда мир как будто бы застыл, и воздух замер, морось зависала каплями, что перестали лететь вниз — так колдовали маги. Грань разорвалась огромной трещиной, и чародеек просто разметало в стороны.

Брат Ротгер поднялся. Небрежно провел пятерней по волосам, откидывая их с лица, смахнул с плаща несколько комьев листьев и травы и лишь тогда с презрением окинул взглядом чародеек, что барахтались в грязи. Демонстративно перебросил полу за плечо и приподнял рукав, чтоб в мутном свете зыбкого утра продемонстрировать айну на загорелой коже.

Не просто маг — высокий Род, иначе не показывал бы так.

За это время чародейки стали подниматься. Он с гортанным хохотом махнул рукой вниз — и порыв шквального ветра со стеной воды вдавил их грязь и распластал.

Йер с удивлением осознавала, что ее не зацепило. Рядом с ней лежали те, кого макнуло в жижу, но она стояла и не чувствовала ничего, кроме огромной силы заклинания. И так же не задело и Герраду.

Колдовство отхлынуло, но в этот раз колдуньи не спешили подниматься. Обессиленные, они сплевывали грязь, пытались утереть ее с лица, и было видно: он вбил в них покорность.

— На колени и