Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

— На другое утро, часов в десять, я снова пришел в контору, — продолжал Робинсон. — Я удивился, когда увидел, что она по-прежнему там. Она была мертва. Я оказался в безвыходном положении. Я не знал, что и делать. Посидел, подумал и решил разрезать тело на куски и вынести их в свертках.

Робинсон рассказывал, что отправился в писчебумажную лавку на Виктория-стрит и приобрел там «шесть листов коричневой оберточной бумаги и моток бечевки». Кроме того, посетил магазин компании Staines Kitchen Equipment Co. (тот самый, где Патрик Магон некогда приобрел инструменты для разделки тела Эмили Кэй) и купил большой кухонный нож[1028].

— Потом я вернулся в контору и отрезал ей руки и ноги, — сообщил он. — Получилось четыре свертка из коричневой бумаги, я их обвязал бечевкой. Старался побыстрее закончить эту работу, чтобы успеть до ужина. Три свертка поменьше убрал в буфет, а туловище положил в углу. Затем пошел в паб и немного выпил, а позже вернулся домой. Потом я встретился с женой.

Утром в пятницу, 6 мая, Робинсон купил пресловутый сундук в брикстонском магазине Генри Уорда. Доехав до своей конторы на автобусе, он упаковал в сундук конечности и туловище Минни. То же самое проделал с головой, предварительно завернув ее в плащ из гостиницы «Грейхаунд». Работенка была тяжелая, и ему захотелось выпить, так что, сделав дело, он поздним утром отправился в паб. Там увидел посетителя, с которым часто болтал за пинтой пенного, и сказал, что нуждается в помощи — надо снести вниз тяжелый сундук, который стоит у него в конторе. Мужчина согласился пособить. Когда сундук спустили вниз, Робинсон вышел на улицу и поймал такси, то самое, которое доставит его вместе с багажом на вокзал Чаринг-кросс.

— Я вернулся в контору, а потом встретился с женой, — рассказывал он. — Нож зарыл под деревом в парке Клэпем-Коммон. На нем было мало крови, из тела вообще вытекло мало крови, когда я его резал.

Показания Робинсона подтвердились в тот же день. Его бывшая машинистка опознала в желтоватом куске материи с надписью «Грейхаунд» тряпку, которую он держал у себя в конторе. Полиция даже разыскала мужчину, помогавшего Робинсону снести сундук вниз. Вскоре после часу дня Корниш (вместе с главным констеблем Уэнсли и сержантом Кларком) проследовал с Робинсоном в парк Клэпем-Коммон и в соответствии с указаниями арестованного извлек из земли окровавленный нож. Вечером того же дня, в половине шестого, Корниш официально предъявил Робинсону обвинение в убийстве[1029].

* * *

Процесс Джона Робинсона начался в Олд-Бейли в понедельник, 11 июля 1927 года. У дверей зала суда собралась длинная очередь, в которой было и «множество женщин, одетых в модные летние платья»; все надеялись заполучить сидячее место. Робинсон, облаченный в серый костюм и белую рубашку с голубым галстуком-бабочкой в белый горошек, занял место для подсудимых. «Обвиняемый, — сообщал один из репортеров, — твердым шагом прошел к передней части своего загона и встал, держась обеими руками за ограждение перед собой. Солнце ярко освещало его лицо, обращенное вверх. Ясно и четко он заявил, что не виновен в том преступлении, в котором его обвиняют»[1030].

Суд продолжался два дня. Робинсон сам выступал в качестве свидетеля защиты и повторил историю, которую поведал Корнишу. По его словам, он действовал из соображений самообороны и понятия не имел, что Минни умерла, грянувшись об пол.

— Она упала на пол, потом как бы приняла сидячее положение, а после этого упала на правый бок, правая рука оказалась под ней, — рассказывал он. — Я взял шляпу и говорю: «Ладно, очнешься, когда пожелаешь, а я пошел»[1031].

На вопрос о том, почему он так и не вызвал полицию, когда стало очевидно, что женщина мертва, Робинсон ответил:

— Я был в жуткой панике. Не знал, что делать. Если бы я пошел в полицию, они бы меня наверняка арестовали[1032].

Рассказ Робинсона не помог ему — как и показания сэра Бернарда Спилсбери, которого в ходе расследования пригласили осмотреть тело убитой. «Все в зале возбужденно зашевелились, когда знаменитый патологоанатом прошествовал на место для свидетелей, — писала газета The Coventry Evening Telegraph. — Сэр Бернард дал свои показания четко и неторопливо, так что их без труда можно было услышать во всех уголках зала»[1033].

— На мой взгляд, — произнес Спилсбери, — причиной смерти стала асфиксия, или удушение. Жертве закрыли рот и нос, а перед этим женщина подверглась яростному нападению[1034].

Присяжным больше не требовалось ничего узнавать. В среду, 13 июля, они в 16:00 удалились на совещание, а в 17:36 вернулись. Робинсон внимательно смотрел на них, пока они входили обратно в зал и занимали свои места, и отвел взгляд, лишь когда судебный клерк спросил, каков их вердикт.

— Мы считаем его виновным[1035].

На традиционный вопрос судьи о том, не желает ли Робинсон что-то сказать перед тем, как будет оглашен приговор, тот ответил: «Нет, милорд{106}» — и, по-видимому, мысленно приготовился к худшему. «Он неотрывно глядел на его светлость, пока произносился смертный приговор, — писал один репортер, — но при ритуальных словах „Приговор Суда таков: вы будете доставлены отсюда в то место, откуда привезены, а оттуда — к месту казни, где вы будете повешены за шею“ лицо Робинсона залилось краской. Этот румянец стал еще заметнее, когда судья произнес: „Затем ваш труп будет погребен внутри тюремной ограды“»[1036].

Джона Робинсона повесили 12 августа 1927 года, в пятницу.

«Тщательное рассечение уже мертвого тела, похоже, всегда представляется присяжным чем-то совершенно непростительным, — писал детектив-сержант Бёрт, вспоминая этот процесс. — Дело Криппена убедительно показало, что жюри навсегда лишает своей благосклонности убийцу, у которого хватило бесчеловечности расчленить жертву (хотя, возможно, для преступника и смогли бы подыскать какие-то оправдания). Дело Робинсона лишь позволило усвоить этот урок покрепче»[1037].

По ту сторону Атлантики The New York Times восхищалась тем, как «Ярд» управился с расследованием. «Когда улики, одна за другой, никак не позволяли произвести арест, — дивилась газета, — складывалось впечатление, что Скотленд-Ярд имеет дело с каким-то криминальным гением». Возможно, тут есть некоторое преувеличение, но это дело и впрямь позволило «знаменитым детективам Скотленд-Ярда» показать себя в выгодном свете[1038].

Патрика Магона, по сути, выдала собственная жена; его арестовали, когда он явился за своим кровавым багажом. Но чаринг-кросское дело не предоставило детективам подобных преимуществ. Когда «Ярд» вышел на след,