Еврейский мир. Сборник 1944 года - Коллектив авторов -- История

покинуть Россию, он и в совершенно иных условиях эмигрантского Парижа продолжал жить общественными интересами, организовал русско-еврейскую общину, принимал ближайшее участие в деятельности ОРТ’а, создал русско-еврейский комитет помощи беженцам. Во все он вносил свой, до последних лет не покидавший его, юношеский пыл, свою деятельную доброту и отзывчивость к чужому горю.

Незадолго до смерти Г. Б. выпустил три тома «Воспоминаний», в которых нашли отражение и русско-еврейский быт — от местечка черты оседлости до петербургских салонов, — и события, свидетелем которых он был, и длинная галерея его современников, и собственная его полноценная жизнь.

Имя Слиозберга войдет в историю, как олицетворение целой эпохи русско-еврейской общественности, — эпохи борьбы за еврейское равноправие, неразрывно связанной с борьбой за освобождение русского народа.

Евгений Кулишер

И. М. ЧЕРИКОВЕР (1881-1943)

Уже прошло более четырех лет, как мы живем в атмосфере длительных похорон, потрясенные звуками «Эйл Молей Рахмим», которые неустанно раздаются над братскими могилами погибших. За последний год мы погрузились в пучину тупой беспомощной скорби о миллионах наших родных, друзей, товарищей, знакомых, близких. И, несмотря на наше постоянное соприкосновение со смертью, на вечные думы о погибших и погибающих, внезапный уход Ильи Чериковера отозвался страшной болью в наших сердцах, был тяжелым переживанием. Это справедливо по отношению большого количества людей, которые были его друзьями. А приобретать друзей было основной чертой характера покойного. Много друзей у того, кто сам умеет быть другом, настоящим, искренним, беззаветным. Это особое качество души. Умение обходиться с разными людьми, всегда готовая улыбка торговца, панибратское похлопывание по плечу — это все суррогаты дружбы, подделка настоящей близости. Чтобы быть настоящим другом, нужно иметь чистое сердце и неутомимую готовность помогать. Чтобы быть, действительно, ценным другом, надо отбросить всякий след личного эгоизма, иметь широкую руку дающего и чуткое ухо сочувствия. Сердце, немедленно и непосредственно воспринимающее чужое горе и чужую радость, вот это редкое дорогое качество истинного друга всегда отличало Илью Чериковера даже в тех случаях, когда ты не нуждался в его руке помощи, его ухе, его сердце. Поэтому он мог быть своим близким для такого широкого разнообразного круга людей. Поэтому и его смерть была таким сильным ударом для всех нас.

Постоянная бодрость Чериковера, его остроты и игривость, его любовь по-детски забавляться с детьми и желание развлечь взрослых — все это могло наводить нас на мысль, что перед нами беззаботный искатель солнечных сторон жизни. Но если бы таков был, действительно, его характер, он никогда не мог бы стать еврейским историком. Его вера была такая же глубокая, как у наших старых повествователей о гонениях и бедствиях, его надежды также непоколебимы, как у автора «Шевет Иегуда», но вместе с тем ему были чужды плаксивые тоны наших элегий и молитв. В нем не было легкомыслия того оптимизма, который отказывается от ответственности, но зато была оптимистическая уверенность, что в полном сознании своей ответственности мы все-таки выполним нашу миссию. Хорошие качества, присущие пессимизму, это вечная требовательность к себе самим; выполняем ли мы свой долг, не виновны ли мы в упущениях, в ошибках, в бездеятельности — вот эти качества пессимизма у Чериковера удивительным образом уживались с редким оптимизмом и освещали его гармоническую жизнь, полную работ и забот.

Беспокойно-живой и постоянный, предприимчивый и равнодушный к мелочам жизни, подвижной и прилежный, приспособляющийся и выдерживающий свою линию — Чериковер все-таки был свободен от противоречий. Душевная гармония так веяла от него, что окружающие чувствовали себя хорошо и легко с ним; а из его работ они заключали, что он цельный человек, что он знает, чего хочет. Чериковер всегда служил своему народу, участвовал в тяжелой борьбе за его существование. Прошли времена титанов, когда один человек строил крепости, теперь нужно класть кирпич за кирпичом у той стены, где ты поставлен, но общая цель всякого кирпича и всякой стенки — это крепость, которая должна защитить нас от врагов. Илья Чериковер это глубоко воспринял и поэтому был всегда свободен от снобизма и пустого хвастовства, встречающегося часто у ученых, а также от честолюбия и желания проталкиваться вперед на общественной лестнице.

Он был набожным ребенком, а потом стал революционером. Из марксиста и меньшевика он превратился в верного ученика историка Дубнова, из радикала, склонного к атеизму, он стал все более и более верующим евреем; и тем не менее он не переживал болезненных кризисов. Он никогда не был кающимся и никогда не придавал значения перемене того или другого пункта в своих убеждениях. У него не было скачков, а лишь переживание той исторической эволюции, которая характерна для значительной части его поколения. Илья Чериковер — это русско-еврейский интеллигент, который воспринимает жизнь не как личную карьеру, не как ряд успехов или провалов отдельной личности, но как службу народу. Это светская форма старого религиозного представления, что еврей живет для службы Господу Богу. Это общественное служение можно назвать моральным народничеством.

Это направление мыслей привело к тому, что Чериковер стал историком. К истории евреев привели его не научное любопытство, не стремление к истине, как таковой (иногда это псевдоним для лжи, или злостной тенденции), не блеск академической карьеры, не желание убежать от сложной нынешней жизни к более простым остаткам древности, и во всяком случае не стремление прицепиться к крупным личностям истории и, таким образом, создать базу для своего эгоизма, — нет, не эти цели двинули Чериковера на изучение истории. Он понимал задачи еврейского историка, как защитника своего народа. И это не смиренная апологетика, которая преклоняется перед чужим паном, это необходимый протест адвоката в клеветническом процессе против евреев, с полным сознанием своей правоты. По-видимому, он так рассуждал: как ни смотреть на наше положение на свете, надо признаться, что мы, евреи, часто сидели и еще теперь сидим на скамье подсудимых, поэтому необходимо, чтобы наши историки были также нашими защитниками. Обвинителей у нас слишком много, нет недостатка и в клеветниках, поэтому для собственного утешения, для укрепления своих сил, для дальнейшей борьбы, для продолжения нашей истории нам нужны свои историки, которые из этой науки создали бы для нас орудие для борьбы за существование. Илья Чериковер и был таким историком, и он ясно понимал свою цель, свой путь и свою ответственность.

Чериковер вырос среди тех кружков еврейской молодежи, которые создали формы современной еврейской общественности за последние сорок—пятьдесят лет. Его исторические исследования восстанавливают генеалогию этой интеллигенции, выясняют происхождение и сложное развитие ее проблем и идей. Поэтому Чериковер ограничился эпохой