Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

– Не знаю. Как я вообще объясню кому-то ситуацию, в которой оказалась? Не думаю, что они поймут. Не думаю, что хоть кто-то поймет. И как рассказать о том, чего ты сам не понимаешь?

– Может, ты и права, – задумчиво пробормотал он.

Я провела пальцем по шее и нащупала цепочку с лунным камнем, висевшую на свитере. Зажав кулон в руке, глубоко вздохнула и покачала головой.

– Тем не менее что-то подсказывает мне… мой папа знает, что я здесь. Наверняка именно поэтому он всегда оберегал меня. На самом деле я уверена, что он все знает. Он словно пытался защитить меня от неизбежного.

Моя душа была подобна бьющемуся сердцу монстра. Не в силах контролировать его биение, он вонзался огромными когтями в свою собственную грудь и с безумной яростью разрывал плоть, нанося тяжелые раны, которые сложно было залечить. Сердце же словно не замечало травм и вопреки всему продолжало биться в груди, сводя зверя с ума. Так и моя душа терзала меня, сводила с ума и доводила почти до исступления. Моя душа болезненно извивалась внутри меня. Как будто чувствовала, что больше мне не желанна. И была права.

Эфкен молчал, но я знала, что он внимательно слушает, что я ему не надоела и не наскучила. В обычной ситуации он бы злился, пытался заткнуть меня, оскорблял или даже выгонял из постели; он был способен на всякое, но не делал ничего из этого и просто слушал. Как будто знал, что мне нужно выговориться.

– Я совсем не жду, что папа придет на помощь, – сказала я обиженным тоном. – Не хочу, чтобы с ним случилось что-то ужасное. Ведь если он появится здесь, значит, должен быть связан с кем-то узами Непреложной печати. А если нет, то я потеряю его? А если человек, с которым он связан, внезапно исчезнет, и отец прямо у меня на глазах… – Я замолчала. Мои глаза вдруг наполнились слезами.

– Медуза, что бы ты ни говорила, пусть ты боишься его потерять, обижаешься, что он не пришел на помощь, может быть, даже ждешь его прихода с детской наивностью, но ты хоть раз задумывалась? Задумывалась, что он не знает, как попасть сюда? Твой отец представляется мне человеком, который пришел бы за своей дочерью, даже если бы это грозило ему смертью. Так что, если он не пришел, значит, просто не знает, как это сделать. В конце концов, ты тоже не знаешь, как попала сюда.

Его голос был удивительно спокойным, а слетающие с губ слова приносили мне внутреннее успокоение, даря приятную прохладу и залечивая открытые раны.

Хотя кровь продолжала сочиться, боль немного утихла.

Вместо того чтобы что-то сказать, я вытерла слезы, медленно стекающие из уголков глаз, и шмыгнула носом. В этот момент между нами воцарилась леденящая тишина.

– Ты плачешь? – тихо спросил он; его голос звучал как последний вздох фаворитки в логове дьявола.

Я ничего не ответила. Я молила Бога, чтобы Эфкен не поворачивался и не смотрел на меня. Не смотреть на меня – лучшее решение, которое он мог бы сейчас принять. Я ненавидела, когда кто-то видел меня в таком беспомощном состоянии.

Конечно, я не считала слезы признаком слабости. Даже наоборот, я думала, что только сильные духом люди способны плакать перед кем-то, а я никогда не была сильной. Или же смелой. Эфкен уже видел мои слезы, и это стало очень травмирующим событием в моей жизни и мне бы не хотелось его повторять. Пусть лучше он знает, что я плачу, но не видит, как я плачу. Я бы тогда не чувствовала себя такой уязвимой и беспомощной.

Когда Эфкен повернулся ко мне, кровать под весом его тела прогнулась, и я снова скатилась в ямку. Он уставился на мое лицо, но я не могла смотреть на него. Беспомощность, сжигавшая меня словно пламя, разрослась, усиленная страхом.

– Ты плачешь, – сказал он, словно не знал, что делать дальше. Его голос звучал сурово, но в то же время в нем слышался плач потерявшегося ребенка. Казалось, в любой момент он бросит поиски матери, разрыдается и упадет посередине тротуара. Я увидела, как он поднес руку к моему лицу и тут же одернул. – Черт! Почему ты сейчас плачешь?

Я сглотнула и попыталась подавить горький всхлип. Я уже собиралась отползти назад и повернуться к нему спиной, но он схватил меня за запястье, не давая спрятаться от него. Когда я стала подносить ладони к лицу, чтобы скрыть от него слезы, он удержал мои руки и не дал мне скрыть их.

– Какого черта ты опять плачешь? – резко спросил Эфкен, и ярость в его голосе напугала меня. Он зажмурился. Нахлынувшие на меня в тот момент эмоции оказались слишком сильны, чтобы я смогла освободить запястья из его крепкой хватки или поддаться страху. Я посмотрела на него затуманенными от слез глазами. – Ладно, – сказал он успокаивающим голосом и глубоко вздохнул. – Я не хотел на тебя кричать, просто… тебе не нужно плакать, понимаешь? – Когда он снова открыл глаза и увидел слезы, стекающие по лицу, то лишь крепче стиснул зубы. – Боже, иди сюда, – прошептал он, осторожно притягивая меня к себе.

Я не стала сопротивляться, когда он обнял меня. Эмоции разрывали на части. Сердце, казалось, вот-вот разобьется и разлетится на множество осколков, которые резали меня изнутри, подобно разбитому стеклу. Я чувствовала, что начала истекать кровью вплоть до последней капли, а мне этого не хотелось. Я не хотела чувствовать. Я хотела, чтобы страх покинул меня, чтобы собственная беспомощность исчезла после сна.

Эфкен прижал меня к своей груди, и мое тело окутало его теплом. Я почувствовала, как расслабилась даже моя мятежная, неспокойная душа, которая теперь была лишь молчаливым зрителем, а не истязала меня. Эфкен нежно прижимал мое лицо к своей мускулистой груди и гладил по волосам, пытаясь успокоить меня, но ему не нужно было делать ничего из этого. Мне хватало того, что он был рядом.

– Я не могу остановить твои слезы, – прямо сказал он. – Я буду лишь тем, кто заставит тебя проливать эти слезы, Медуза. Но если ты собираешься плакать, если тебе это правда нужно, то можешь делать это здесь. – Эфкен сильнее прижал меня к себе, и слезы быстро потекли по его горячей груди. – Я спокоен, – прошептал он. – Я могу поднять гору словно камень и обрушить ее на целый город, но я спокоен. – Стук его сердца ласкал мой слух. – Все в порядке.