Машина смерти - Джин Мастейн

пальцев и образцов почерка, а также для фотосъемки. У Уолтера и Роя состоялась короткая встреча. Рой надел свой лучший костюм и вел себя как джентльмен; тем не менее он исподволь пытался запугать Уолтера, дав тому понять, что навел справки о своем собеседнике и узнал об одном из его увлечений.

– Я много слышал о вас, мистер Мэк. Говорят, вы любите верховую езду. Я тоже люблю кататься. Может быть, когда-нибудь мы встретимся на прогулке.

Уолтер воспринял замечание Роя надлежащим образом – как попытку заставить его задуматься, не является ли он кандидатом на свалку Фаунтин-авеню. Однако в ответ он лишь улыбнулся и, в свою очередь, дал повод задуматься Рою.

– Я довольно много слышал о вас, мистер Демео, и постоянно слышу все больше и больше. Буквально каждый день я узнаю о вас интересные подробности, которых раньше не знал.

Политика Уолтера заключалась в том, чтобы приглашать тех, кому следовало предстать перед большим жюри, в присутствии их адвокатов, для предоставления любой информации, которую они хотели бы сообщить. Рой придерживался иного мнения.

– Если я могу сделать для вас что-то еще, дайте мне знать.

Позже, в «Джемини», Кенни Маккейб подкалывал Роя насчет того, что скоро он «уедет в колледж», как и его приятели Генри и Фредди.

– А что, я могу отсидеть, – сказал Рой. – Могу продержаться сколько угодно, хоть тридцать лет.

Кенни рассмеялся Рою в лицо.

– Нет-нет, Рой, не беспокойся об этом. Если подумать, твои друзья не дадут тебе шанса.

– Нет проблем, люди у меня хорошие.

– Они положат тебя в багажник твоего же «Кэдди», Рой.

Исполненные бравады выступления Роя в офисе Уолтера Мэка и перед Кенни были тем примечательнее, что в остальных случаях он вел себя скорее как человек, поднимающийся по ступеням на эшафот.

Вероятно, он знал, что Пол Кастеллано говорил о нем с Джоном Готти в весьма определенном смысле, и это могло усилить его беспокойство в отношении Нино, который перестал уделять Рою время с с тех пор, как вышел из тюрьмы. Нино сказал ему, что в данных обстоятельствах было бы разумно ограничить общение. Рой, со всех сторон окруженный копами, тоже не проводил много времени с Джоуи или Энтони, который наконец решил выйти из тени и держать ответ в незавершенном деле об оружии и кокаине.

Что бы Рой ни думал о Поле и Нино в начале 1983 года, по нему было видно, что он сильно сдал в эмоциональном плане. Это было предсказуемо. С одной стороны, он был в бешенстве, а с другой – полон мрачных предчувствий и все чаще обращался к родственникам и друзьям за советом и утешением.

5 января он позвонил «белой и пушистой» овце своего семейства – человеку, в честь которого назвал сына, своему семидесятиоднолетнему дяде Альберту Демео, бывшему обвинителю окружной прокуратуры Бруклина, который теперь преподавал в бруклинской юридической школе. Рой сообщил дяде, что находится под следствием, и попросил о встрече, потому что ценит его мнение. Профессор Демео, невысокий мужчина с плоской переносицей, округлым носом, пухлыми губами, полными щеками и копной седых волос, жил со своей женой в Бруклине. Он не видел Роя два года; до того они виделись обычно на больших семейных празднествах и в ту пору, когда дядя работал на Роя юристом по недвижимости, помогая с покупкой и старого, и нового дома в Массапека Парке. Он знал о своем племяннике достаточно, чтобы держаться от него подальше.

В тот день Рой, восседая за рулем своей последней новой машины, темно-бордового «кадиллака», подобрал дядю возле школы, и они поехали в закусочную. Профессор поинтересовался, что означает небольшой микрофон с выключателем, помещенный на спинке сиденья со стороны Роя. Рой ответил, что сейчас записывает свои разговоры, потому что опасается «ловушки» со стороны секретных правительственных агентов, которые могут спровоцировать его на совершение преступления. Провод соединял микрофон с магнитофоном в багажнике.

В закусочной Рой приписал ответственность за расследование большого жюри «гомику», который наговорил «с три короба». Хотя Рой знал, что Вито приподнял завесу над некоторыми из убийств, он, по обыкновению, притворился, что его больше встревожили сфальсифицированные налоговые декларации и его уязвимость для обвинений в налоговом мошенничестве. Как и шестнадцать лет назад, когда он обратился за советом к бывшему однокласснику, который стал агентом налоговой службы, он хотел, чтобы дядя Альберт объяснил, как правительство сформировало «дело о собственном капитале» – то есть как оно доказало, что налогоплательщик потратил больше, чем зарабатывал.

Озабоченность не столько убийством, сколько деньгами говорила о том, что Рой пытался отрицать реальность, даже когда эта реальность давала ему пощечины.

– Думаю, я могу обосновать каждый цент, – сказал Рой.

В основном профессор Демео слушал, но когда пришел его черед говорить, он сказал Рою, что ему не стоит недооценивать серьезность своих проблем:

– Если правительство правильно подойдет к делу, тебя могут упрятать на много лет.

Что касается правительственного «гомосвидетеля», бывший прокурор добавил:

– Надежность свидетеля – в глазах смотрящего.

На следующий день, 6 января, Рой посетил офис своего друга Фрэнка Форонджи. Рой был явно обескуражен и даже не снял пальто. Вскоре Форонджи понял, в чем дело. Рой сказал, что «источник в полиции» сообщил ему, что правительство выписало ордер на его убийство.

– Ты спятил? Таких вещей не бывает в природе, – сказал Форонджи.

– Ты вот что… Если что-то случится, позаботься о моем сыне и моей семье.

Форонджи был рядом с Роем всю его жизнь. Тот Рой, которого он знал, ужасно страдал, когда Чабби Демео был убит в Корее; тот Рой, которого он знал, обожал детей, помогал соседям и был щедр с друзьями. Его старый друг, возможно, пошаливал по другую сторону закона, но только как ростовщик; в целом же он был достоин уважения и сострадания. Он встал, вышел из-за стола и обнял Роя. Тут Форонджи, заядлый коллекционер оружия, почувствовал, как ему показалось, обрез, торчавший из внутреннего кармана пальто Роя.

– Зачем это тебе?

– Я же сказал, у правительства есть на меня контракт.

– Я же сказал, что это ерунда.

Рой странно улыбнулся.

– Моя мама всегда говорила, что я должен был стать врачом.

Затем Рой сказал, что ему нужно идти. Он пригласил Форонджи к себе домой в понедельник, 10 января, на празднование девятнадцатилетия своей старшей дочери Дионы, студентки Института моды и технологий. Как и в доме Нино Гаджи, в доме Роя каждый всегда удостаивался празднования дня своего рождения.

8 января Рой посетил загородный дом своего адвоката Джеральда Шаргела в Куоге на Лонг-Айленде и преподнес ему