Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

войну. Ему совершенно ясно, что, если бы началась война между Германией и СССР или Японией и СССР, то она не могла бы быть локализованной и рано или поздно захватила бы также и Великобританию. А Великобритания совсем не хочет войны, настроение британского населения крайне пацифистское. Однако, насчет “Восточного Локарно” В[анситтарт] ничего не сказал»[722].

21 июня, в день, когда Майский с супругой обедали на лондонской квартире у Ванситтартов, Литвинов в Москве встретился с Чилстоном. Чилстон среди прочего поднял вопрос о комментариях в советской прессе и об избранном по отношению к Великобритании «нежелательном тоне». Не касаясь того, как представлен Лондон в политических карикатурах и на плакатах, он высказал возражения исключительно по поводу передовиц «Правды» и «Известий», где утверждалось, что Великобритания настраивает Германию и Японию против СССР. Эти утверждения, сообщил Чилстон, «не соответствуют действительности». Согласно докладу Литвинова посол сказал, что будет лучше, если мы повлияем на нашу прессу «с целью пресечения инсинуаций и смены антибританской окраски в публикациях». Чилстон признал, что в Лондоне антисоветского тона придерживаются британская пресса, а также деятели вроде лорда Джорджа Эмброуза Ллойда, известного прожженного консерватора, но добавил, что пресса и частные лица находятся в Великобритании вне правительственного контроля. В какой-то степени это было правдой, хотя если Департаменту печати нужно было «по неофициальным каналам» распространить то или иное сообщение, в «Таймс» и других изданиях у него всегда находились добровольные помощники. Удивительно, что нарком не ухватился за этот тезис, ведь он никогда не упускал случая сразить собеседника контрдоводом. Литвинов в дневнике написал, что «в Советском Союзе тоже нет контроля над прессой и нет цензуры». Судя по отзывам Литвинова в 1920-е годы о «наших ораторах», он был бы и рад ввести такой контроль. На советскую прессу жаловался также Чичерин[723].

Но Чичерин был в отставке, а Литвинова роль прессы как-то не занимала. Он, однако, считал, что, когда, пусть не британское правительство, но влиятельные консерваторы вроде лорда Ллойда высказываются в пользу натравливания Японии и Германии на СССР, советская пресса должна непременно дать отпор. Литвинов в разговоре с Чилстоном, наконец, подошел к сути: «Дипломатические отношения между нами существуют только номинально, но не фактически». Откуда было советскому руководству знать мнение британского правительства по тому или иному интересующему его вопросу, если между странами не было прямых контактов? Советская пресса, как и всякая пресса в мире, собирает информацию из разных источников, строит версии и предположения. Литвинов явно не без удовольствия описывал этот разговор в своем дневнике. И добавил: «Я не вижу оснований вмешиваться в это дело, тем более, что я сам не могу исходить из каких-либо фактов или заявлений противоположного характера». Он также записал, что «недопустимо такое положение, когда английская пресса свободно лает на нас без всяких ограничений, а наша пресса должна быть заранее обуздана. Если улучшатся отношения между нами и Англией, к чему мы, во всяком случае, искренне стремимся, то и тон прессы сам по себе изменится»[724]. Последние слова были как бальзам, именно это послание Литвинов и адресовал британскому МИД.

Чилстон так и сделал, и отнюдь не из-за литвиновских нравоучений, всех этих «если хорошо мне, будет хорошо и тебе». «Литвинов, по собственным словам, стремится к большему пониманию и улучшению политических [выделено в оригинале. — М. К.] отношений между Советским Союзом и Великобританией, — писал Чилстон в отчете, — поскольку в его представлении мир на земле зависит от Великобритании и России».

Чилстон впоследствии отмечал, что его правительство было готово обменяться с СССР военными атташе; а Литвинов уверял, что советское правительство определенно решилось на вступление в Лигу Наций[725].

При этом Ванситтарт пришел в ярость от отчета Чилстона о встрече с Литвиновым 21 июня. В том, что касалось советской прессы, сотрудники МИД очень не любили, когда им указывают на бревно в глазу. «Шантаж», — заявил Кольер. «Сатана пытается выглядеть безгрешным», — озвучит Чилстон несколько месяцев спустя весьма характерное для британцев мнение[726]. Но уже трудно было разобраться, кто же бросил первый камень… Если Кольер и Олифант не увидели особого повода для беспокойства, то Ванситтарт возразил:

«Я обязательно в следующий раз выскажу господину Майскому, что нельзя одновременно рассуждать об улучшении [выделено в оригинале. — М. К.] отношений и регулярно нас поносить — несмотря на мое крайне доброжелательное отношение к тому, что он делает. Советское правительство должно выбрать что-то одно и поскорее. У них не получится убедить британцев в доброжелательности своих намерений, если они будут продолжать городить эту чушь. Хотят улучшения отношений — к чему мы вполне готовы — пусть проявят в наш адрес вежливость и разумную степень доверия»[727].

Иван Михайлович Майский

Иван Михайлович Майский при рождении носил имя Ян Ляховецкий. Он появился на свет в 1884 году в польско-еврейской семье. Его отец был военным врачом, мать — учительницей в сельской школе. Он родился в небольшом старинном городке Кириллове, к северу от Москвы. Как многие молодые люди из средних слоев в Российской империи, он получил неплохое образование, поступил в Петербургский университет, но был исключен за революционную деятельность. В 1903 году в возрасте 19 лет он примкнул к меньшевистскому крылу РСДРП. Как и многие студенты — его сверстники, он оказался не в ладах с полицией и был сослан в Сибирь. В 1908 году он покинул Россию, поселился в Германии и там завершил высшее образование, получив степень по экономике в университете Мюнхена. В 1912 году он переехал в Лондон, где подружился с соотечественниками: Чичериным, Литвиновым и другими. Экспатрианты в Англии жили бурной жизнью.

Наш герой был полиглотом, знал немецкий, французский и английский языки — в первом поколении советских дипломатов подобных ему людей было довольно много. Роста он был невысокого, зато имел красивое лицо с кроткими чертами; редеющая шевелюра контрастировала с аккуратно подстриженными усами и бородкой клинышком. Своей широкой улыбкой он тут же располагал к себе. Он успел проявить себя в литературе как весьма небездарный романист. Отправляя отчеты в Москву, он нередко позволял себе в них рискованный юмор.

Иван Михайлович Майский. 1930-е годы. АВПРФ (Москва)

В годы Гражданской войны он, как ни странно, присоединился к антибольшевистскому правительству эсеров, которое недолго просуществовало в Самаре. После захвата Омска адмиралом Колчаком в ноябре 1918 года бежал в Монголию. В 1921 году Майскому удалось помириться с большевиками и вступить в партию, хотя