Наагатинские и Салейские хроники - Екатерина Ивановна Гичко

Дела ордена стремительно ухудшались.

Зразый молча подсел к братьям и достал из-за пазухи завёрнутый в тряпицу хлеб. В разговор он не вмешивался. Дед Цыбай с каждым днём становился всё раздражительнее, младшие братья и послушники – испуганнее.

Первая неприятная весть прилетела после отъезда госпожи Лийриши, чудом вспомнившей семью. На территории монастыря и так было неспокойно, больные ночью собрались в трапезном зале, и никакие увещевания не смогли их разогнать по комнатам. Вялость исчезла из их глаз, больные оживились и требовали от братьев «правды». Старшие пытались убедить, что это для их же блага, что они не могли поступить иначе, что не хотели терзать им души несбыточными надеждами… После их даже слушать перестали.

Днём позже в монастыре произошёл первый погром, больные требовали устроить каждому из них встречу с родственниками. Настоятель пообещал что-нибудь сделать, кое-как успокоил взбунтовавшихся, и тут пришла дурная весть!

Монастырь ордена Типиша у Дреи погромили!

Погромило местное население, возглавляемое знатными семействами. Когда Мастюня спросил о причинах, его постигла вторая дурная весть.

Пошёл слух, что монастыри на самом деле принадлежат не ордену. Точнее, ордену, но сам орден принадлежит ряду семей: Мнишыям, Ванориям, Обданам и кому-то ещё. И доходы с лечения больных, которые потом навсегда остаются в стенах монастыря, идут в их карман. Все перечисленные семейства были очень богаты. Ванории заявили, что они не имеют никакого отношения к ордену и готовы отчитаться за каждый медяк, поступающий в казну семьи. А вот остальные с объяснениями и возмущениями запоздали, и народный гнев успел распалиться. А так как в окрестностях Дреи проживали влиятельные семьи, чьи родственники были заключены в монастырь, то ярость толпы ещё и умело подогрели.

Монастырь был разгромлен. Салейские войска успели в самый последний момент и защитили братьев от жестокой расправы. Больных же разобрали ликующие родственники. И – о, чудо! – у тех начала просыпаться память. Отчего народный гнев всколыхнулся ещё сильнее.

Обвинения посыпались обильнее. Монастырь у Новандаша успели окружить войска, когда толпа уже подступала к стенам. А их монастырь, монастырь у Ваии, войска окружили раньше, чем народ подумал прийти в гости. Что брата Мастюню и других старших братьев почему-то не порадовало.

Слухи множились и обрастали деталями, порой весьма невероятными, особенно касаемо того, что делали в стенах монастыря с больными. Братья сперва надеялись, что за них вступится Совет религиозного единства. Ему ли не знать, кто истинный владелец ордена? Но Совет на помощь не спешил. Главу Совета, господина Аррана, сметили с поста из-за вскрывшегося покровительства ордену Казу, который уничтожили век назад из-за вскрывшегося факта человеческих жертвоприношений. Стали поговаривать: если глава Совета покрывал кровавый культ, то что ему стоило закрыть глаза и на деяния ордена Типиша?

Раздраконенные родственники начали требовать, чтобы им вернули членов семьи. Доходы монастырей резко упали. Выходить за стены стало опасно. Монастырю у Ваии ещё повезло, что окрест было не так много деревень, можно было ещё хоть в лес за дровами съездить, и то только младшим братьям или послушникам, остальных не пускали. А вот в Новандаше братья оказалась в настоящей осаде…

Тревога витала в воздухе. За какую-то неделю цветущий орден был практически низвержен. Сперва братья были уверены, что всё образуется, но сейчас даже у самых упёртых возникли сомнения. Немало тому способствовали старшие братья. Они начали сторониться младших, беспокойство не покидало их лица, а два дня назад один из них, прикидываясь послушником, пытался покинуть монастырь. Но военные его опознали и никуда не пустили.

А вот ряды младших пустели. Военные даже не пытались за ними следить. Уехал по воду и не вернулся? Экая печаль… А послушников и вовсе выпускали, если те изъявляли желание уйти. Что тоже вызывало некоторые подозрения у смекалистых младших. Уж не известно ли военным что-то, чего не знали они? Ведь старшие действительно ведали больше, только они были посвящены в тайное искусство лечения ордена Типиша.

Настоятель сдался под давлением обстоятельств и дозволил пускать в монастырь родственников больных. Дом ордена начал стремительно пустеть. Настроения среди братьев совсем упали.

Зразый украдкой сунул кусок хлеба за спину, и тонкие пальчики вытянули угощение.

– Собирайся, – велел парню дед Цыбай, и они вдвоём покинули дровяной сарайчик.

За стены монастыря их выпустили беспрепятственно. К лесу они ехали не спеша, правящий Цыбай крепко погрузился в свои мысли, а сидящий позади Зразый косился на видимого только для него Ссеверасса.

Мальчишка – по-другому Зразый его назвать не мог – с вдумчивым удивлением кусал хлеб. Раньше такого угощения он не пробовал. Ему носили только мясо и фрукты раз в неделю. Ему чаще и не требовалось. Печённая в углях картошка и ржаной хлеб стали для него фантастическим открытием. А также то, что смертным бывает холодно при взгляде на других. Зразый просто видеть не мог, как дух босыми ногами ходит по смёрзшейся грязи, и стащил для него сапоги и тулуп у помощника настоятеля. Сапоги пришлись впору, а вот тулуп был широковат в плечах. Да и рукавами обвязаться можно было.

Зразый сперва надеялся, что мальчишка отвяжется от него. Успокоится, разозлится и пойдёт мстить. Или встретит другого духа и уйдёт с ним. Или просто уйдёт. Но Ссеверасс не отставал от него ни на шаг и смотрел большими перепуганными глазищами, когда Зразый сердито предлагал ему хотя бы осмотреться. Мальчишка боялся всего, а Зразый виделся ему мудрым и сильным. И такое восхищение парню ничуть не льстило! Последний раз могучий дух изволил испугаться ягод на кусте шиповника, усохших и уцелевших от птичьей поклёвки. Чего он испугался, Зразый так и не разобрался. Но после на кусте не осталось ни одной ягоды: Ссеверасс сожрал их вместо птиц.

Ел мальчишка что ни попадя! После печёной картошки, сожранной в кожуре вместе со сгоревшим до черноты боком, он с интересом начал тянуть в рот всё. Вреда от съеденного камушка духу не было, но Зразый каждый раз переживал, что мелкий идиот съест что-нибудь, что переварить не сможет. В трапезной невидимый дух с удивлением взирал на других братьев, жующих кашу и пьющих травяной отвар, и лез пробовать. И ладно травяной отвар! Зразый один раз перехватил его в кладовке в винном уголке. И парню же досталось от старшего повара, сунувшегося за мукой!

Зразый всё чаще и чаще задумывался над тем, что будет дальше. Мысли о будущем его посещали нечасто. Лёгкий душой парень жил днём сегодняшним. По жизни он был предоставлен сам себе и ответ держал