Наагатинские и Салейские хроники - Екатерина Ивановна Гичко

её Риш. – Ну что ж, господин Мастюня, – он обернулся к мрачному настоятелю и дружелюбно улыбнулся, – правящая семья благодарна вам за помощь в излечении бывшей хайнеси Лийриши. Надеюсь, у вас всё будет хорошо.

Последнее прозвучало как предостережение, и Мастюня ощутил холодок внутри.

Хайнес забрался в карету, а на козлы залез высокий сероглазый оборотень. Раздался щелчок бича, и лошади потянули экипаж по подмёрзшей грязи за ворота.

– Брат Мастюня.

Настоятель неохотно посмотрел на своего тощего помощника, уже предполагая, что тот скажет. Больные всё ещё топтались рядом с парком и не желали заходить внутрь.

– Брат Мастюня, братья говорят, что на территории есть кто-то чужой.

Настоятель насторожился.

– Они уверяют, что видели высокого мужчину с белыми волосами и глазами, похожими на небо. Он появлялся, чтобы бросить их на землю, и после сразу же исчезал, – помощник был сильно напуган.

И испугался ещё сильнее, когда настоятель едва ли не посерел, выслушав его.

Мастюня нервно отёр лоб, вспоминая послание Ссеверасса.

«…Я рядом и буду рядом, пока последний из вас не умрёт. Я буду здесь, среди братьев и сестёр, смотреть на вас их глазами и играть с вами так, как вы играли со мной. Сможете ли теперь безнаказанно обмануть бессмертного духа, жалкие смертные?»

Белые волосы и глаза, похожие на небо… Это точно Ссеверасс! И Мастюню ничуть не смутил высокий рост. Всё же Ссеверасс дух, а не смертный, и может принять тот облик, какой ему будет угоден.

– Ха-ха-ха, Риша, ты молодец! – веселился Узээриш, сидя напротив Лийриши. – Хоть ты и глупая, но память у тебя отменная. Ну чего ноете? – Риш склонился и, не обращая внимания на рычание Риши, поцеловал кудрявые головы братика и сестрички. – Вы такие молодцы, спасли маму из лап колдуна.

– Как ты посмел притащить детей сюда?! Да ещё в такую непогоду?! – негодовала Риша.

Карету мотыляло из стороны в сторону по гололёду.

– А мне надо было тебя здесь оставить? – вскинул бровь Риш. – Они ведь плакали без тебя.

– Ты по-другому меня вытащить не мог?! Разнёс бы это осиное гнездо к Хрибному!

– Не ругайся при детях! У меня было много причин поступить именно так.

– Ты рисковал ими! – Риша попыталась пнуть Узээриша в голень, но тот увернулся.

– Я рисковал только тобой, – высокомерно отозвался Риш, – а это приемлемая цена…

Риша всё же пнула его, но оборотень только засмеялся.

– Но ты молодец, – вновь похвалил он её. – Я думал, ты только Зиша и Иию вспомнишь. А ты вспомнила ещё и отца, и даже меня!

Злость на лице Лийриши смялась испугом, и она нервно погладила деток по кудрявым головкам.

– Он будет очень рад. Он так переживал, извёлся весь. И меня извёл! Боялся, что не получится, но я знал, что делаю.

Лийриша совсем спала с лица, и Риш наконец это заметил.

– Что-то не так?

Он открыл дверь и высунулся наружу, смотря, как далеко ворота монастыря.

– Ты плохо себя чувствуешь?

Неужели всё-таки печать…

– Я его не помню, – тихо произнесла Риша, прижав головы деток к груди и прикрыв их уши ладонями.

Узээриш оторопело уставился на неё.

– Я его не помню, – повторила она и добавила: – Просто я его уже видела.

– Твою мать! – Риш откинулся на спинку и раздражённо потёр лицо.

Представлять, как расстроится отец, он даже не хотел.

Отъехав от монастыря на версту, экипаж хайнеса повстречался с его самоотверженной охраной, которая всю ночь провела в обледеневшем лесочке под холоднющим дождём. Узээришу стало немного совестно за их самоотверженную службу, и он распорядился остановиться в деревеньке, что раскинулась в полудне езды от монастыря. Жители оной по случаю приезда хайнеса развели суету и определили на постой всех, а семейству повелителя выделили просторную избу местного головы.

Зиш и Иия умаялись плакать и заснули ещё в карете в обнимку с мамой. За полдня Лийриша тоже устала и позволила Узээришу донести деток до дома, а внутри они уже проснулись, испугались, что мамы опять нет, потом обрадовались, что есть… Новая порция слёз, горячих уверений, что мамочка больше их не покинет, и все трое – Лийриша, Зиш и Иия – заснули в одной кровати под толстым тяжёлым одеялом.

Стук в дверь раздался поздней ночью, когда Узээриш уже начал переживать.

– Почему так долго? – встретил он ворчанием отца, шагнувшего на маленькую кухоньку в длиннополом одеянии, наброшенном на голое тело.

– Пришлось задержаться, – Иерхарид придвинул стул ближе к печке и вытянул мокрые и грязные ноги.

Врей смерил его стопы неодобрительным взглядом.

– В лужу приземлился. Здесь везде лужи… Как они? – Иерхарид бросил взгляд на сына.

– Наревелись, теперь спят. Я рассказал Лийрише, что с ней произошло. Она почему-то подозревала тётушку Изаэллаю… Похоже, из-за того, что именно она предложила ехать раздельно.

– Возможно, – согласился Иерхарид, не отрывая взгляда от огня.

– Тебя она не помнит.

На кухне повисла тишина, нарушаемая лишь треском. Иер никак не отреагировал на слова сына и продолжал смотреть в зев печи. Врей подумал и плеснул в пустую кружку немного вина. И хмыкнул, когда бывший хайнес заинтересованно скосил глаз.

Расстроенным или озадаченным Иерхарид не выглядел. Он достаточно долго пробыл на территории монастыря, прислушиваясь к нервным словам настоятеля.

«Почему она его вспомнила? Мы ошиблись при наложении печати?»

«А если это Ссеверасс?»

«Боги, за что нам всё это? Почему она вспомнила, ведь…»

Настоятель очень много сокрушался, но больше переживал, что их проблемы удвоятся. Ходящий за ним хвостом Иерхарид – и рискующий быть замеченным, если Мастюня отшатнётся и ступит в зону действия артефакта, – услышал достаточно много, чтобы понять: настоятель в отчаянии. Дух сбежал и грозится отомстить, над головой стоят истинные хозяева монастыря, среди больных пошли волнения и зародилось недоверие, младшие братья тоже что-то заподозрили и испугались, а молодой хайнес выдал предостережение… Мастюня даже наведался к своему схрону и проверил накопленные богатства, видать, побег задумал. Иерхарид на всякий случай схрон перепрятал.

– Ты как? – не удержался Риш.

– Память за жизнь – не такая высокая плата, – отозвался Иерхарид, хотя собственные слова болью резанули сердце.

Воспоминания о счастливой жизни с Ришей проскальзывали перед глазами одно за другим. В них его обожаемая лисичка солнечно улыбалась, шкодничала и соблазняла