Наагатинские и Салейские хроники - Екатерина Ивановна Гичко

– Общайтесь, – Риш поставил корзину с вином и снедью на пол и танцующей походкой вылетел наружу. И задержался лишь для того, чтобы закрыть и подпереть дверь купальни.

Возмущённые крики вслед так и не донеслись, и довольный собой Узээриш поторопился к детям.

– Мои птенчики, – Риш подхватил на руки хихикающих брата и сестру и подсадил их в гнездо.

– А мама и папа? – уставилась на него Иия.

– Маме и папе нужно побыть наедине, – Узээриш многозначительно поиграл бровями. – А то они немножко бегают друг от друга.

– Мама и папа больше не любят друг друга? – расстроился Зиш.

– Ты что? Обожают! Просто переживают, что они сейчас не такие красивые, как раньше. Им нужно побыть наедине, чтобы папа сказал маме, что она самая красивая, а мама сказала папе, что он восхитительный. Так что не мешаем им сегодня, хорошо? Поспим втроём.

Через четверть часа Узээриш в облике совы устроился в гнезде, чувствуя, как под правым крылом сонно возятся птенцы. Разум успокоился, натянутые нервы расслабились, и оборотень ненадолго отпустил все заботы и отдался всепоглощающему ощущению домашнего уюта.

Увы, ненадолго.

Дверь в детскую ворохнулась, и внутрь ворвалась тощая мокрая тушка. Не успел Риш возмущённо распушиться, как лисичка юркнула в гнездо и, грозно на него зарычав, нагло метнулась под его собственное крыло! Такого вопиющего хамства Риша не позволяла себе никогда. Уже из тёплых недр донеслось угрожающее рычание, мол, «Только попробуй меня отсюда выгнать!», и лисичка начала жадно облизывать птенчиков. Риш, уже хотевший изгнать мокрую поганку, вновь прижал крыло к боку и ошалело распахнул и без того большие глаза.

– Риша, – в детскую вошёл ехидно улыбающийся отец. В одних портках и в наспех наброшенном, но не завязанном халате. – Куда ты сбежала? Я же ещё не всё поцеловал.

Добравшись до гнезда, Иер облокотился на его край и с улыбкой уставился на огорошенного сына.

– Неужели я дожил до этого момента? Ну-ка покажи…

Иер, перегнувшись через край, приподнял крыло сына и с умилением уставился на прижавшуюся к тёплому птичьему боку мокрую лису и двух птенчиков.

– Кажется, тут спряталось кое-что моё…

Отец потянул руку к лисьему хвосту, и Риш клюнул протянутую ладонь раньше, чем сообразил зачем. И, прижав крыло к боку, взъерошенный и ошеломлённый, уставился на отца. Тот не выдержал и расфыркался от смеха.

Распалённая и разъярённая Риша выскочила в парк прямо в платье, не озаботившись прихватить плащ, и тут же попала под обеспокоенный взгляд Харида.

– Риша, почему ты не одета? – муж тут же начал стаскивать с себя пальто, но разгневанная лисичка повернулась к госпоже Дише, наставила на неё палец… и онемела.

На неё с радостным удивлением смотрела уже немолодая госпожа, волосы которой успели полностью поседеть, а по когда-то красивому лицу расползлись лучики морщинок. Ещё секунду спустя Риша поняла, что она знает эту почтенную госпожу. И это никакая не госпожа Диша.

– Госпожа Жадала… – изумлённо промямлила лисичка.

– Ты помнишь меня? – обрадовалась хайнеси Жадала. – Мне даже приятно, что ты не забыла меня.

На плечи Риши легло тяжёлое белое пальто, и женщина виновато посмотрела на мужа.

Поганец Риш! Он нарочно её обманул! Козёл с крыльями!

– Риша, что произошло? – Иерхарид обеспокоенно склонился к порозовевшей жене, и та, обиженно на него посмотрев, наябедничала:

– Харид, Узээриш меня обманул!

Дверь в кабинет хайнеса грохотом распахнулась, и Узээриш радостно уставился на замершего на пороге отца.

– Папа? – улыбка молодого хайнеса померла, сменившись настороженностью.

Отец мрачно смотрел на него по-птичьи жёлтыми глазами и плотно сжимал губы.

– Любовница? – страшно прошептал он, и Риш напрягся.

Отец прошёл внутрь, ногой захлопнул дверь и ударил по ладони сложенным ремнём.

– Да у меня не было ни одной любовницы на момент знакомства с Ришей, – ноздри отца взбешённо шевельнулись.

– Папа, я просто хотел, чтобы она осознала, что ты ей небезразличен, – Узээриш осторожно поднялся со своего места.

– Давно я тебя не порол, – выплюнул разъярённый отец.

– Эй-эй, – Риш отступил к окну, выставляя вперёд руки, – я уже не юнец, которого легко скрутить и отлупить!

– Думаешь? – левый уголок губ отца дёрнулся в усмешке.

– Вообще-то я хайнес! – попробовал напомнить о собственной неприкасаемости Узээриш.

– Тогда, – вкрадчиво и жутко протянул папа, – в коридор не выбегай, а то я не постесняюсь догнать тебя и там.

Лийриша осторожно приподнялась, осмотрелась и села. Харид вроде бы спал, дети, расположившиеся по его левую сторону, тоже тихо сопели. Иия и Зиш едва не подрались за право «греть» папин левый бок, лишившийся защиты крыла. Пришлось обоих уложить там: Иию головой к папиной подмышке, а Зиша – к стопам. Саму Ришу дети заставили лечь справа, и в их единодушии женщина ощущала заговор. Наверняка Узээриш подговорил.

Рядом с жарким телом Харида лисичке не спалось. Близость забытого мужа дурманила, волновала и вносила раздрай в измученную беспамятством душу. Зверь, судя по его радостным метаниям, Харида помнил, но воспоминаниями не делился. Не умел или не считал нужным. А Риша совсем запуталась.

Все вокруг радовались их с Харидом воссоединению, наперебой рассказывали, какой прекрасной и нежной парой они были, советовали просто довериться мужу. Лийриша понимала, что её не обманывают, главным свидетельством их с Харидом связи были их же дети, которые обожали и отца, и маму с одинаковой силой. Даже в Узээрише души не чаяли. Лийриша собственного отца никогда не любила, потому что он плохо относился к маме, а мама очень хорошо относилась к ней. Как ребёнок, она тянулась к тем, кто любит её и любит тех, кого любит она сама. Иия и Зиш обожали отца, значит, Харид был ласков и с ней. Да и не могла она представить его в роли тирана-мужа. Он вон Риша не пожалел, когда тот уши ей напудрил с любовницами. Жутко расстроился, к ней даже потом приходил господин Врей, чтобы ответственно заявить, что на момент знакомства с ней, Ришей, хайнес маялся без фаворитки и помощник уже хотел сам подобрать ему кого-нибудь. А после него ещё и господин Винеш пришёл, разгневанный и возмущённый, и пообещал свести Узээриша со знакомым лекарем душ, чтобы тот просветил его, что можно говорить выздоравливающим, а что нет.