250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

театра войны, по требованию их же редакций, мне казалось бы, является устройство периодических объездов в благоприятное время корреспондентами, под руководством офицера Генерального штаба, полей бывших сражений и ознакомление их с бытовою стороною армии. Выбор соответствующих лиц для этой поездки может совершаться в отношении иностранцев через отдел печати Министерства иностранных дел, и в отношении русских через главное управление по делам печати. Кроме того, конечно, громадное значение имеют интервью с осведомленными лицами, для которых всегда стоит вызвать представителей прессы, и особенно иностранцев, но это слишком деликатное дело. Штабс-капитана Лемке я никогда не имел честь видеть и беседовать с ним. Вот откровенные мысли, которые я мог бы подтвердить многочисленными примерами опыта. Извиняюсь, что, излагая их, я вышел за пределы краткости и задач, свойственных только Огенквару.

Ассанович. Вопрос настолько обширный, что разрешите к нему вернуться еще неоднократно, пока же не откажите передать штабс-капитану Лемке, который придет к вам или Жихору за ответом от меня, что письма, которое он ждет, пока не будет, но я прошу Лемке поговорить с вами, Александр Михайлович, и доложить вам про имевший место опыт вызова в Ставку некоторых корреспондентов и взгляды Лемке на будущее. Вас прошу дать ему краткие поправки по его докладу[16] и рассказать, что можно, про работу Огенквара. Лемке был помощником Носкова и до войны занимался литературой. Также не откажите сообщить ему, каким порядком опубликовывался материал с боевыми эпизодами, посланный вам последний раз, кажется, в мае[17]. Пока прерываю разговор. Надо идти на общий завтрак, но разрешите вернуться к нему потом. Лемке должен быть у вас сегодня, так как завтра он выезжает в Ставку.

Мочульский. Слушаю, все сделаю. Жму вашу руку.

Ассанович. Спасибо, Александр Михайлович, пока весь разговор между нами. Жму руку, до свидания.

Мочульский. Слушаю. До свидания. Поклон всем.

Этот разговор очень интересен. Ассанович понимает, что Мочульский не во всем прав; вместе с тем своих мыслей у него нет – для меня это вполне ясно.

► Помощник редактора «Русского инвалида» Шеманский просил Пустовойтенко помочь ему возобновить свои «обзоры» в органе Военного министерства.

Так как у нас никто не интересуется прежними «делами» и бумагами, то, не зная, что Шеманскому было запрещено писать «обзоры», ему сообщили, что вообще готовы увеличить осведомленность «Русского инвалида», но что для этого нужны личные переговоры. Одновременно редактор «Русского инвалида» Звонников просил инспирирования из Ставки, о чем писал подробно Борисову. Раньше Носков хотел прижать «Русского инвалида» и уже делал это с помощью того же Пустовойтенко, теперь газету хотят поставить в преимущественное положение…

► Когда я поведал Пустовойтенко кое о чем, слышанном в Петрограде о Распутине, он сдержанно предупредил меня, чтобы здесь я никому ничего об этом не говорил.

► В Архангельск прибыли из Америки паровозы, но при заказе мы забыли указать, что топка теперь должна быть приспособлена для дров, – ее и сделали для угля…

► Царь не встречал Нового года. Все штабные и свитские были с ним в церкви; служба умышленно кончилась в 12 ч 15 мин ночи; царь поехал домой, а все штабные и некоторые свитские и конвойные – в наше собрание. Там было вино и пр. Алексеев произнес тосты за царя, союзников флот и армию; последний тост, говорят, был красив; за ним говорил генерал По, потом изрекал Кондзеровский. Алексеев вскоре уехал, и веселье продолжалось уже в более интимных компаниях. Итальянский агент Марсенго пел под свою гитару шансонетки и т. п. Алексеев как-то сказал о Марсенго и его желании побольше знать о нашей армии: «Какой ему черт, болвану! Сволочная армия! Тоже еще с претензиями…»

► Алексеев заметно начинает разочаровываться в царе, который сначала сумел приворожить его к себе деланым интересом к жизни армии и страны и своей искусственной порядочностью.

► 29 декабря Белецкий сообщил начальнику штаба докладную записку нашего вице-консула в Роттердаме барона О.Н. Ферзена от 29 октября 1915 г. и выписку из донесения вице-консула в Копенгагене относительно приглашения немецкими агентами молодых финляндцев для обучения их военному искусству с целью поднятия восстания в Финляндии. «К сему имею честь присовокупить, что по моим указаниям предпринята проверка заключающихся в означенных приложениях сведений, о результатах коей я не премину сообщить вашему высокопревосходительству дополнительно».

► Сегодня у начальника штаба были министры путей сообщения Трепов и земледелия – А.Н. Наумов. Последний очень прост и развязен, держался как-то упрощенно, а-ля степной помещик. Очевидно, ему наговорили, что Алексеев – простой человек, он и решил быть ему в тон.

► Австрийцы и немцы потеряли в декабрьскую операцию на Юго-Западном фронте около 50 000 человек.

► 27–28 декабря Алексеев послал Иванову телеграмму, в которой главнокомандующему фронтом, Щербачеву и другим попало за способ ведения операции и боев; например, день до вечера бомбардировали, ночь молчали, а утром, по обычаю, наступали; конечно, немцы за ночь приводили в исправность все испорченное нами днем, подготовлялись к атаке, и позиции опять были недоступными, а мы разбивали об них свой медный лоб.

Приведу очень характерный весьма секретный документ, неопровержимо доказывающий, насколько нелепо шло развитие буковинской операции. При этом надо помнить, что, не желая уж очень конфузить свою армию, Щербачев обо многом вовсе умолчал, а многое смазал.

Указания командующего VII армией командирам корпусов по управлению в бою

(30 декабря 1915 г. № 0491)

«Боевая операция армии (с 16 по 26 декабря) обнаружила ряд недочетов в управлении, на которые я признаю нужным обратить внимание для предупреждения повторения их в будущем.

I. Задача тяжелой артиллерии ставились слишком широко в расчете, что она все сметет ураганом огня. При неограниченном числе патронов это возможно, при наших же условиях необходимо:

а) ставить тяжелые батареи не далее 3–4 верст и вести методическую стрельбу с поверкой каждого выстрела по тщательно разведанным и распределенным между батареями постройкам противника или участкам заграждении;

б) безусловно иметь наблюдателей при передовых частях пехоты, и притом не только на исходных местах перед атакою, но и во время исполнения самой атаки, иначе части могут понести потери от нашей собственной артиллерии, если она вовремя не получит указания о необходимости перенесения огня. Эти же наблюдатели должны сообщить, где именно он будет наиболее полезен, и могут корректировать его.

II. При атаках наши части, как пехота, так и артиллерия, в полной мере исполняли свой долг и не только доблестно шли вперед, но и врывались в окопы противника.

25 декабря австрийцы были застигнуты врасплох, и в первый же момент нами взято в плен 6 офицеров, свыше 500 нижних