Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров

«воров в законе», который признают преступные сообщества, позволяя таким людям выносить решения по спорным вопросам. Понятно, что «нормы, пределы и эффекты» авторитета варьируют от общества к обществу и ими же определяются. Но есть и другой источник, внеположный по отношению к обществу: авторитет, имеющий мистическую или религиозную природу. В этом случае знание приходит от Бога, от церкви, от традиции. Таковы источники авторитета жрецов, монархов, священников. Теперь же государство заступило на место Бога, а потому его избранные служители получают от него авторитет, признаваемый (или нет) гражданами. Такой тип авторитета, политический, может быть делегирован сегодня одному, завтра – другому, и это отличает его от прежних типов – морального и социального, которые в обычных условиях не могут быть переданы.

Авторитет находится в сложных отношениях с другими видами социальной власти. С одной стороны, любое общение с авторитетным человеком носит иерархический характер, в нем нет места равенству. Такое общение базируется на признании неэквивалентности сторон: одна знает то, чего другая не знает, и это признается обеими. С другой стороны, там, где появляются грубая власть и принуждение, «авторитет пал». С третьей стороны, власть не может существовать совсем без авторитета, тогда как авторитет без власти вполне может. Безусловное подчинение обычно вызывает только один вид авторитета – политический. В его случае «отношения авторитета предельно сближаются с отношениями власти и в них нередко присутствуют и механизмы принуждения». Как и религиозный, политический авторитет «строится не на убеждении, а на вере, вера, в свою очередь, не подразумевает никакой свободы мысли и действия у поверивших». В случае с социальным и моральным авторитетами все не так: «Чтобы мы доверились эксперту, признав его таковым, он должен сначала убедить нас в своей компетентности». Но даже если это произошло, «мы вовсе не обязательно подчиняемся ему… Чаще всего мы просто следуем за ним, добровольно прислушиваемся к его мнению». Итак, мы приходим к полному определению интересующего нас понятия: «авторитет – это социально признаваемое знание, имеющее своим истоком либо внутриположенное (социальный/моральный авторитет), либо внеположенное (политический/религиозный авторитет) начало и обуславливающее добровольное подчинение людей, основанное на убеждении или на вере, носителю этого знания».

Увы, в России об авторитете размышляют мало, констатирует автор, для наших ученых он «не представляет никакой самостоятельной ценности, не является действующим понятием политической жизни». Хотя порассуждать о нем стоит хотя бы потому, что власть в мире чем дальше, тем меньше базируется на голом насилии или богатстве, и тем важнее для нее авторитет в глазах граждан. Вспомним хотя бы недавнюю чехарду с премьер-министрами Великобритании: когда меньше чем за год в этом кресле сменили друг друга Борис Джонсон, Лиз Трасс и Риши Сунак (притом что правящие консерваторы сохраняли большинство в парламенте и не шли на выборы!). Чем не пример того, как потеря репутации и авторитета ведет к политической гибели? У нас же «мир политики, мир государства в наших реалиях совершенно чужд авторитету… Власть вытесняет собой авторитет, не давая ему действовать самостоятельно». Политики авторитетом не обладают, но пользуются властью; зато авторитет есть у наблюдающих и комментирующих их действия политологов, претендующих на обладание профессиональным знанием о политиках, их мотивах и перспективах. Может ли это измениться, то есть ждет ли Россию новое пришествие авторитета? Марей указывает, что «авторитет приобретает особую значимость в обществах, живущих в обстановке социально-политического кризиса». Так что чем хуже будет жизнь в нашей стране, тем больше будет расти потребность в авторитетах…

Но есть и другой источник роста значимости авторитета в современном мире, и он тоже не минует Россию. Речь идет о таких процессах, как усложнение мира, развитие науки, процесс десакрализации. Вместе взятые, они породили огромную потребность в светских независимых ученых людях-профессионалах и экспертах. Обычный человек может положиться на их точку зрения при рассуждении о важных проблемах и событиях. «Закрепилось мнение, что авторитетом обладают люди знающие, или, точнее, эксперты». Этому способствовала перестройка общества по сетевому признаку вместо пирамидального по мере распространения социальных сетей и формирования «глобальной деревни». Поскольку силой в сетевом сообществе никого не подчинишь, наибольшую ценность в нем обрело обладание знанием. Именно «статус эксперта в том или ином вопросе способен дать человеку авторитет, облечь его доверием сетевого сообщества». Фактически мы наблюдаем, как формируется власть знания, она же власть экспертов, зависящих от признания сетью своего авторитета. Очень важно, чтобы эксперт не был зависим от власти, связь с ней часто становится губительной для его авторитета. Особенно это характерно для России, где «эксперт рискует получить в референтной ему среде квалификацию купленного или просто провластно настроенного и утратить тем самым привилегию обладания чистым знанием». Цифровизация и сетевизация общества продолжают генерировать потребность в экспертах. Таким образом, что в горе, что в радости – без авторитетов нам все-таки не обойтись…

Марк Урнов

Эмоции в политическом поведении

М.: Аспект Пресс, 2008

Статусный отечественный политолог Марк Урнов, бывший руководитель Аналитического управления Президента РФ (1994–1996) и декан факультета прикладной политологии Высшей школы экономики (2004–2010), внес свой вклад в славное дело изучения фактора эмоций в политике, восходящее еще к Габриелю Тарду. Если политики и политтехнологи не мыслят своей работы без учета общественных эмоций и настроений, то академическая политология склонна оставлять эту тему на периферии своего интереса. Между тем эмоции, – а Урнов понимает их в аффективном смысле, в основном исключая когнитивную составляющую, – не просто существенно влияют на поведение индивидов и целых групп. Их влияние зачастую «почти незаметно и может приводить к неожиданным последствиям».

Эти последствия тем сильнее, чем слабее уровень институционализации политической системы. То есть разветвленная, глубоко укорененная, стабильная политическая система может без особого труда выдержать неожиданный скачок общественных настроений. Слабо дифференцированная, молодая, неустойчивая система может быть опрокинута ими. Отсюда особое значение изучения политических эмоций в «переходных», то есть быстро и трудно предсказуемо меняющихся обществах. Так мы возвращаемся к пониманию, что «эмоциональная информация, воспринимаемая человеком помимо его волевого контроля, играет в нашей жизни ничуть не меньшую роль, чем информация рациональная». Отправным понятием для автора здесь выступает «эмоциональная атмосфера» общества.

Урнов определяет ее как «совокупность всех эмоциональных воздействий, оказываемых на членов данного общества». Сюда включаются: сильные направленные воздействия (пропаганда), сильные ненаправленные (эффект толпы), слабые направленные (случайная беседа) и слабые ненаправленные (выражения лиц, интонации – так сказать, «эмоциональный эфир») воздействия. Зависимость человека от чужих настроений, его свойство меняться под воздействием настроений окружающих есть функция трех важнейших факторов: свойства человека «заражаться» чужими эмоциями и его стремления сознательно делиться