Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

квартир у скольких людей, носящих татарские имена, родятся дети, которые останутся татарами?! Возможно, кому-то необходимо, чтобы мы в течение века восторженно восклицали: «Проснулись!», а на деле продолжали спать?! Мы простой народ, справедливый народ, усердный народ. Но одно тревожит и беспокоит – любим обманываться! А путём обмана и самообмана мы никогда не решим национальных проблем, не придём к процветанию татарского народа. Где, в каком ещё направлении двигаясь, сумеет по-настоящему обрести себя народ, который не смог объединиться идеей процветания?

Хвала Аллаху, всяких татар повидали! Разве такие личности, как Ахметзыя Гильмутдинов, не являются нашими «маяками на большом пути»?! Разве можно забыть уродливый снаружи, но очень светлый внутри образ Файзрахман-абзый, молитвами возносящегося в праведные небеса?

В эти дни мной овладела одна их мудрых мыслей, первейшая и наимудрейшая: сегодня своими прекрасными и глубокими канонами нас объединяет только мусульманская вера, ислам, и все мы, осознанно или нет, связаны множеством невидимых нитей. Что ещё тут можно добавить? Не будет ли ожидание пробуждения раскиданных по всему миру, годами, столетиями не ступавших на родную землю, не испробовавших животворной водицы источника в священных Булгарах татар всего лишь очередной нашей ошибкой, самообманом?..

Моя мама, когда видела разноцветные, сине-жёлто-белые, стайки бабочек, порхающих, радостно хлопая шёлковыми крылышками, над светлыми, обогретыми солнцем местами, говорила: «Смотри, сынок, бабочки собираются только в те места, на которые упали слёзы ангелов». Хожу, наблюдаю, переживаю: много, ох как много ещё на татарской земле болезных мозолей, над которыми ангелам предстоит рыдать навзрыд!

18

Откуда ж лучше увидеть русскую революцию, чем сквозь решётки, вмурованные ею?

Александр Солженицын

Вот и миновал хлопотный, тяжёлый пятьдесят второй год. Прощай! Самый опасный фронт «холодной войны»151 – невидимый, по-прежнему жарок, обе стороны несут всё новые и новые жертвы. О подвижках «холодной войны» можно узнать лишь по интонационным изменениям в репортажах. Продажные журналисты, издаваемые на российские деньги красные газеты коммунистов стравливают страны, обвиняют, невиновных заваливают однобокой критикой. Каждая страна готовится к войне, должной со дня на день разгореться во всю мощь, стремится выставить себя белой и непричастной, а деяния других стран вымарывает в грязи. Насквозь пропитанный кровью и слезами земной шар торопливо и тревожно летит по бескрайним просторам Вселенной, будто хочет, соскочив с оси, сбежать подальше от грозящих свалиться на него в ближайшем будущем новых горестей и бед. Страны обессилели от отчаяния, народы в растерянности и замешательстве. Начало пятидесятых годов – самая запутанная, самая смутная пора в мировой истории.

Одно точно: в нашу зону перестали доставлять новых арестантов с воли. Бериевские палачи рьяно взялись за перетряхивание Спасского тюремного лазарета, Песин и Шапиро сделали однозначные выводы об этом: «Политика изменяется». Лишившийся права голоса майор Столяров, хмыкнув: «А я вам что говорил?!» – заверил этот вывод «печатью».

Со страхом входим в пятьдесят третий год. И даже короткая передышка бериевских палачей нас настораживает. Карающие организации никогда не сидят без дела, лишь способы их работы незначительно меняются! В пятьдесят третий год мы вошли, гружёные тревогами и беспокойствами. Добрели до середины января, и сообщение ТАСС врезало нам под коленную чашечку! В тот момент, когда, казалось бы, мы начали немного распрямляться, расправлять плечи, нам пришлось опять сгорбиться и упасть на колени. 1953 год, 13 января. «Врачи-вредители собирались убить А. А. Жданова и А. С. Щербакова152. Они пытались путём вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза». Имена агентов империализма опубликованы на передовицах всех газет. Большинство врачей-вредителей были еврейской национальности. Многие из них работали в Кремлёвской больнице. Разоблачившая заговор врачей-убийц Л. Ф. Тимошук награждена Орденом Ленина!

Оба заострённых конца этой ужасающей новости ударяют по нам: опять начинается большевистский террор! Способы обвинения «прежние, взятые из проверенного сундука» – «вредительство», «агенты империализма», «цель – истребить руководителей партии и правительства». Вторая опасность проявила себя в назначенный день и час. По всей стране начались жаркие митинги, страстные собрания. Всеобщая ненависть, общая угроза, общие требования: «Агентам империализма – смерть!» «Смерть!»

Идущие в передовых рядах строителей социализма вольняшки, живущие окрест Актаса, тоже собрались на срочный митинг. Директор завода Белоусов, чьё имя мы прежде лишь слышали изредка, а на глаза он вообще никогда не попадался, вспорхнул на трибуну, показавшись во весь свой рост, разгребая плотный, удушливый воздух зала большевистскими руками, разбрызгивая коммунистическую слюну, он начал требовать вынесения врачам смертного приговора. Зал рукоплещет ему в ответ и одобрительно гудит! Белоусов от такого единогласного одобрения горячится, предельно возбуждается, завершает выступление ещё более свирепым предложением: «На наших глазах фашистские недобитки, бандеровские головорезы, внутренние враги нашего государства живут, не ведая печали. Пришло время извести их окончательно. Давайте на каждое злодеяние империализма отвечать их же оружием – злом! У нас есть возможность оздоровить мир, очистить наш воздух от скверны!»

Не любивший, как я уже говорил, показываться в вонючих, загазованных и закопчённых цехах франт Белоусов, пламенной речью ещё раз показавший свои истинные намерения, пришёл-таки к нам в цех. Возмужал парень, набрался геройства, одет с иголочки, серый костюм, на ногах лакированные штиблеты, белоснежная, как черёмуховый цвет, рубашка без единого пятнышка грязи, подобранный в тон шерстяному костюму галстук пришпилен золотой булавкой. Напичканная марксизмом голова гордо вскинута, крепкий, словно отлитый из стали, партийный нос вздёрнут к небу, на каждой реснице, в ноздрях, на мочках ушей развешаны непреодолимая ненависть и унизительное отношение к нам. Идёт мимо, не желая испачкаться, подпрыгивает, как хромой кузнечик, раз подпрыгнет, второй, и опять шагает!.. Разбрызгивая молочно-белую воду лужи, подхожу к нему. Бог свидетель – я просто споткнулся. «Вы выступили с предложением вынести смертный приговор. И нам тоже пожелали смерти. Не напились ещё крови-то?!» – спрашиваю. Сообщение ТАСС на зоне восприняли как очередную провокацию, может, поэтому я так осмелел. Промолчал Белоусов, дико вращая белками, осмотрел почву под ногами и, приподнимая кончиками пальцев брючины, пошёл дальше.

Нет, эти события не были только очередным наступлением на евреев, мы все это чувствовали, за этим скрывались отчаянные метания большевистского правительства израненной страны. Невозможность существования партии Ленина-Сталина без террора в очередной раз заставила содрогнуться весь народ.

Наступил, наконец-то, смертный день и для Сталина! Осенью пятьдесят четвёртого в тюрьме Челябинска один слепой арестант, нашедший для себя единственное пустовавшее место возле вонючей параши, спел мне баит. Полное его содержание я не помню, однако несколько строчек в памяти остались!

На радость мира умер он,

Страна хоронит чародея.

…будет построен пантеон –

Земля не приняла злодея.