Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

Габдулла Тукай

Человек с того счастливого мгновения, как рождается на свет, окружён неисчислимым множеством всевозможных звуков! Душой, телом, каждой клеточкой ощущаешь – ты божьей милостью очутился в мире звуков. Каких только приятных, ласковых звуков не приготовлено Всевышним для новорождённой души! Младенец ещё не может говорить, отчётливо видеть каждую мелочь, каждую чёрточку, но звуки уже слышит. Два лучистых солнышка материнских глаз, полных слёз радости!.. Нет, нет, ты ещё не различаешь их… Ты пока только учишься распознавать милый твоему сердцу запах матери среди всех прочих… В твои уши ласково проникают обращённые к тебе слова: «Улым! Балам! Сыночек мой! Кровиночка!» Наши предки, подарившие нам язык, открывавшие мир с помощью слов, были очень мудрыми людьми! «Балам!» – в корне этого слова слышится сладкое «бал!» – мёд, разве не так?!

И дальше больше, больше… Звуки уносят тебя в небеса, спускают под землю, под любой её слой, срывая тёмные завесы с четырёх сторон света, увлекают тебя к ближним и дальним горизонтам.

Весеннее журчание ручейков, грохот ледохода, серебристые трели жаворонков над зреющей нивой, которые, кажется, только этим пением и питаются, говорливые студёные родники, тихий шорох благостных ветерков, колышущих хлебные стебли, громкие шлепки первых крупных капель дождя, отважно прибивающих на бегу дорожную пыль…

А грохот, обрушивающийся с неба вслед за грозными длинными огненными пальцами молний, подтверждающих существование рая и ада! Ой-ёй! Страшно! Страшно и приятно. А весёлый перезвон накосников молоденьких девушек, босыми стопами радующих мокрую после дождя траву… А переливы девичьего смеха, повисшие в чистом, умытом дождём воздухе. А призывное ржание кобылы, потерявшей заигравшегося жеребёнка с белыми бабками и белой звёздочкой во лбу… А шорохи трения признающихся друг другу в любви ржаных колосьев, покачивающихся на изогнувшихся под спелой тяжестью стеблях… Тяжёлые вздохи и печальный треск потемневших от горя и невзгод оконных стёкол!.. Был ли на нашей памяти хотя бы один татарский дом, наполненный счастьем? Полные горькой печали звуки падающих в братские могилы солдат, безусыми подростками ушедших на войну и сгинувших там до срока!.. Выбивающийся из всколыхнувшихся в полной тишине в преддверие грозы крон деревьев шёпот-крик: «Дощщ идёт, дощщщ!»… Едва слышный лепет режущих на ломти вечерние сумерки ласточек, торопящих ночь! Собачий лай, раздающийся в ответ на заунывный волчий вой…

Среди тысячи разнообразнейших, мелодичнейших звуков и отголосков, складывающихся в большие копны в нашей памяти, доставляющих огромную, размером со скирду, радость, живут татары!.. У татар особенный слух, он многие звуки слышит по-своему, «кикрикук» кричит татарский петух, «торыйк-торыйк!» издают прощальный крик улетающие в тёплые края журавли… А татарские полевые жаворонки!.. А соловьи! Хоть на вас и навешали ярлыки «курские соловьи», «русские воробьи», но вы издревле были вечными хозяевами татарского неба, татарских задушевных мелодий!

Ну да, ну да, почти шесть лет я слушал в различных зонах разнообразные унижающие, оскорбительные крики, вымокал до нитки под дождями сплошного мата, но слух мой не огрубел! Слава богу, он так же чуток! И хотя душа не отделилась от тела, но исстрадалась вместе с ним, когда палачи кромсали трезвые мысли, справедливые, правильные слова в поганое корыто, душа и тут не сдалась. Самые утончённые, самые высокие человеческие чувства продолжали жить, смотрели вперёд, в будущее. Наряду с теми, кто придавал мне сил, делал каждый мой вдох осмысленным, по соседству со мной жили поэтические натуры, помогавшие мне сохранять целостность внутреннего мира. Да, если бы глаза мои видели только угасших, роющихся в помойной яме людей, а чуткий слух тонул в звуках перезаряжаемых ружей, карабинов, если с утра до вечера ты дрожал бы, испугавшись наполнивших воздух Казахстана злобных криков «Латунного чурбана» и ему подобных, глаза бы твои ослепли, уши оглохли, а сам ты превратился бы в придорожный столб, отсчитывающий прожитые годы и пройденные километры! Слава богу, душа выжила, сохранив способность полновесно чувствовать. И вернувшись из дальнего путешествия в эти, попытавшиеся оглушить меня края, я не раз радовался шуму летнего дождя, проезжал насквозь через зимний лес, заслушавшись песней заиндевелых санных полозьев, воспевающих любовь к белому снегу. Набившаяся в уши печаль постоянно терзает меня, вошедшее через звуки горе быстро не проходит. Самое любимое дитя природы – человек, может наслаждаться тысячами звуков, тысяча благодарностей Всевышнему, это означает, что его душа живёт, стремится жить и будет жить!

Ничего не могу сказать, были времена, когда головы покорно склонялись перед звуками любой команды! Разве это не мы от простого хлопанья в ладоши перешли к продолжительным и бурным аплодисментам? Это же мы сами аплодировали и смотрели на сцену: «Видят ли?» Мы сами аплодировали и краем глаза косились на соседа: «На должном ли уровне хлопает он в ладоши?» Что поделать, ещё раз повторяю, мир очень часто становится жестоким, изменяет в худшую сторону и звуки, и слух. Разве мы не аплодировали нашим чугуноголовым руководителям, когда советские тяжёлые, кованные сапоги топтали земли Чехословакии159, когда солнце венгерской свободы было сдёрнуто с небосвода и втоптано в дорожную пыль? Всякого повидали, если сегодня один из нас, решив переметнуться на другую сторону, начнёт быстро-быстро менять чёрную рубаху на белую и, утверждая: «Я, знаете, каким был!.. Я поступал так-то и так-то, жил по таким-то принципам!», оккупирует для себя самые высокие ступени, не верьте. Если кто-то, желая сохранить доверие к себе, будет убеждать: «Моя жизнь вся на виду, белой лентой протянулась у вас перед глазами», – дело обстоит совсем иначе, тайны человеческой жизни, тонкости и нюансы на восемьдесят процентов остаются покрыты полным мраком, не то что человеческий глаз, самый сильный свет – молнии, не могут туда проникнуть. Никто никогда никому до конца не раскрывается. Жизнь любит скрытность. Если человек раскроется на сто процентов – будет очень плохо и ему самому, и его окружению. Хозяин у человеческой души один, это – Бог…

Когда я, сбросив завесу с прошлого, желая рассказать о тех, кто помог мне сохранить себя, свои чувства, перебирал многих и многих из них, и сегодня, в очередное беспокойное, полное дел утро, обращаюсь, наконец, к этим великим и дорогим личностям! Радуюсь, радуюсь! Боже правый и милосердный, не обдели милостью своей этих людей, которые помогли мне не сломаться в трудные минуты, не лишай рая, не пошли им горестей и бед, вслед за счастливой жизнью дай им лёгкий уход!

В тёмные и холодные дни Карабаса полюбившийся мне Лайош Мештерхази! Знаменитый венгерский саксофонист! На сцену Карабаса выходили и другие артисты, но они позабыты, пусть не обижаются и