Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

Кто помоложе, первыми приходят к вахте, от одного к другому распространяется весть: «Конвоя нет ещё!» Радость! Значит, будет возможность немного отдохнуть перед дорогой, прислонившись худой спиной! Перед вахтой смётанная нами каменная скирда!.. Наполненные в шахте вагонетки здесь выгружают содержимое. Мелкие камушки тут, внизу, шуршат. А куски, размером с конскую голову или ещё больше, с треском сминая склоны скирды, грохоча, падают и откатываются намного дальше. Каждый выискивает для себя камень поровнее и садится. Камни тяжёлые, камни шершавые, все они прошли через наши руки. Тут же находится и дирижёр, «Ты – первый голос, ты – второй!» – отдаёт он распоряжения, и кто-то, прочистив от пыльного налёта горло, затягивает песню. Уставшие мускулы расправляются, шеи вытягиваются, кулаки разжимаются, первый, второй голоса, поглядывая на рукава потрёпанного дирижёрского френча, поочерёдно выводят свои партии. Оставшиеся позади старики и увечные ускоряют шаг, затуманенные набившейся каменной пылью глаза открываются шире, заскорузлые пальцы продирают веки с въевшейся в уголки глаз пылью… О, Всемилостивый! Могущество твоё безгранично, доброта безмерна!.. Разве это те самые полулюди-полутени, совсем недавно толкавшие, согнувшись в три погибели, каменные глыбы, обжигавшие руки о раскалённые края вагонеток?.. Какие могущественные звуки вернули им силы?.. Молодые, здоровые, смелые голоса соединяются, и большая, окружённая тремя слоями колючей проволоки территория, без спросу отнятая палачами у хозяев, детей степи – казахов, кусок прижизненного ада превращается в огромную, высокую, широкую сцену. На склоны каменной скирды приземлились горные орлы, завёрнутые в рванину бедолаги среди больших белых камней напоминают стрижей. Я, единственный татарин здесь, мужичок с ноготок, с благоговением внимаю каждой ноте украинских песен, каждому душевному порыву, наслаждаюсь, горжусь, внутренне хвастаюсь, сидя рядом со здоровыми, красивыми, несгибаемыми бандеровцами. Песня – не оставляющее никого равнодушным море, песня – охвативший самую большую часть Земли океан.

Я настолько полюбил украинские мелодии, язык, песни, что оказавшись в начале шестидесятых годов проездом в Ялте, купил три тома стихов певца свободы украинского народа, великого кобзаря Тараса Шевченко161 на украинском языке. Эти томики стоят у меня на полке среди самых читаемых и почитаемых книг, время от времени я перелистываю дорогие страницы. Были, есть великие личности, способные вместить в песни душу своего народа, есть они. Это сыны своего народа, национальные поэты.

Бандеровцы частенько заводили песни, которые обычно поются в лесу, в одиноких землянках. Больше всего мне понравилась песня «Был видважный гайавий» («Был отважным лесник»). Сколько украинцев довелось мне повстречать в последние годы и у каждого я спрашивал об этой песне. Но никто её не знал. А те, кто знал, решили, видимо, промолчать. Этот народ тоже не раз бит! Русские пришли и завоевали, немец пришёл и половину вырезал. Не могу сказать, что живущий между двух воинственных стран украинский народ счастлив…

Я то и дело хвалю бандеровцев в своих текстах. Не хочу слышать слов упрёка от тех, кто боролся против них, изведал немало лиха, прошёл через всяческие тяготы. Всё знаю, обо всём помню. Основываясь на материалах следственных дел, специалисты подсчитали: в период с 1944 по 1953 годы от рук членов ОУН162 в западных областях было убито двадцать пять тысяч человек. Военнослужащие, милиционеры, пограничники, две с половиной тысячи коммунистов, шестьсот председателей сельских советов и колхозов прошли через руки бандеровцев. Тридцать семь руководителей партии и комсомола они перед смертью изуверски пытали. Не щадили оуновцы и депутатов… Всё это правда. Но самые незабываемые события разворачиваются после оуновцев. Жестокие сталинские палачи, не утруждая себя поиском вины, выкорчевали из родной земли десять тысяч ни в чём не повинных, абсолютно безгрешных перед законом людей: крестьян, глав хуторов, нищих, хлеборобов, имевших небольшие лавки предпринимателей! Не щадили даже стариков, женщин и кормящих матерей. Повесили и вырезали две тысячи учителей! Вздёрнули на виселицах более пятидесяти священников…

Скрытные захоронения отыскали, извлекли из них и перезахоронили с почестями дорогие останки, но при раскопках натолкнулись на леденящие душу факты. Рядом с материнскими скелетами, точнее, внутри них, находились скрюченные скелетики не родившихся детей.

Эти факты я взял из центральных газет. Сотни не расстрелянных и не повешенных бандеровцев прошли перед моими глазами. У нас в бригаде был парень по фамилии Влащук. И не парень вовсе, а мальчишка, подросток! Тихий и робкий юнец, у которого и усы-то ещё не прорезались. Кто-то ему поручил, застращав, запугав, отнести в лес крынку молока. Пять лет ему впаяли за эту крынку. Попав после смерти Сталина под амнистию, он вернулся домой…

Когда разрешили писать заявления в высшие инстанции, став писарем для нескольких десятков арестантов, сколько я всего тогда состряпал, кому-то прошение о помиловании, кому-то о сокращении срока!.. Знаю, были периоды, когда украинец украинцу, литовец своим землякам не хотели открываться, не без этого. Татарин тоже неведомых лесов зверёк… Сколько жалоб пришлось мне выслушать! Среди пришедших ко мне для составления прошения были и председатели сельсоветов, и активисты, и подготовленные люди, понимавшие, насколько обманчив и губителен лик России.

Кто за дело, а кто не по делу кровь проливал, история разберётся, сказал я себе и прикусил язык. Почему же мы рвёмся постичь правоту, добиваемся справедливости только через кровопролитие?! Почему мы забываем о том, что правоту или неправоту жизни можно выявить по-другому, в спокойном обсуждении, например?!

Уважаемый читатель! Ты уже привык, наверное, к тому, что мои неудержимые мысли, наплевав на придорожные маяки, скачут, подобно строптивому скакуну, куда хотят, сворачивая в сторону от дороги? Я ведь собирался рассказать о тех людях, которые своими песнями помогали мне сберегать и укреплять дух!..

О Петре Скороходове и Фёдоре Фёдоровиче Маландине я уже кое-что поведал. Среди нас были и такие певцы, о которых я знал, но они обо мне не знали. Сын испанских коммунистов Санчос Педрос ещё маленьким был привезён в Россию, воспитывался в советском духе, учился в русской школе. Борец за укрепление культуры арестантов, без устали носящийся туда-сюда, согнутый, как ржавый серп, наш добрый, милый старец Берсеневич, задумав поставить оперетту «Цыганский барон»163, утвердил на главную роль Педроса. Возвращённый из Харбина Константин Доброжанский – профессиональный певец, на пару с Санчосом осилили-таки свои партии. Женские партии исполняли юноши. Собранный из арестантов оркестр тоже сыграл без ошибок. Пришлось пригласить и угрюмого Гинтерса с его флейтой.

Пятьдесят четвёртый год мы встретили на зоне в Волынке. Начальник лагеря, некоторое недолгое время успевший побыть «кумом» в Актасе, невысокий, лысый лейтенант, несмотря на то, что рот его был похож на утиный, болтать