Берлинский дневник, 1940–1945 - Мария Илларионовна Васильчикова

Понедельник, 22 июля. Слушала дома по радио замечательный концерт в Берлинской филармонии[179].

Даруся Горчакова[180] только что прислала нам из Швейцарии список молодых людей из белых беженцев, которые, сражаясь во французской армии, пропали без вести по окончании французской кампании; там числятся среди прочих наш двоюродный брат Иван (Джим) Вяземский[181], Миша Кантакузен[182] и Алеша Татищев[183]. Пока что никого из них отыскать не удалось.

Когда началась война 1941–1945 гг., все русские беженцы военного возраста были призваны во французские вооруженные силы — независимо, были ли они французские подданные или нет. А после капитуляции Франции многие из них участвовали в Сопротивлении.

Вторник, 23 июля. Миша Кантакузен нашелся, но мы беспокоимся за Джима Вяземского, которого в последний раз видели во Фландрии. Нет никаких вестей и от наших двоюродных сестер Щербатовых[184] из Парижа.

Четверг, 25 июля. Обед у Хорстманов по случаю дня рождения Фредди[185]. В первый раз после бала у чилийцев мы были в длинных платьях. Разговор шел в основном о противогазах. У нас противогазов нет, что вызвало некоторое удивление, так как прошел слух, что в обломках недавно сбитого британского самолета были обнаружены газовые бомбы.

Страстный коллекционер, достаточно состоятельный, чтобы предаваться этому увлечению, Фредди Хорстман был одной из самых ярких личностей Берлина в годы войны. В прошлом дипломат, он с приходом Гитлера к власти был вынужден уйти с дипломатической службы в связи с еврейским происхожде-нием его жены Лалли[186]. В период, о котором пишет Мисси, маленькая, но изысканная квартира Хорстманов на площади Штайнплац была островком цивилизации в надвигающемся море варварства. Там, среди собранных Фредди произведений искусства, периодически встречалась тщательно подобранная группа друзей (неизменно включавшая некоторых наиболее прославленных красавиц Европы!) в атмосфере непринужденной утонченности и одухотворенности. Хотя о политике здесь не было принято говорить, само существование салона Хорстманов, обитатели которого ценили и ненавидели одно и то же, было в какой-то мере вызовом всему тому, что олицетворял нацизм.

Пятница, 26 июля. Сегодня вечером заходил Альберт Эльц. Он принес нам торт и зубную пасту «Колинос»[187] — ценнейший предмет, который теперь можно достать только в Сименсштадте[188]. Он зенитчик на крыше тамошнего завода; недавно его посадили под арест за то, что вместо выслеживания в небе английских самолетов он читал английский роман.

Понедельник, 29 июля. В последнее время я стараюсь по понедельникам сидеть дома, потому что в этот день еженедельно транслируют по радио концерты из филармонии.

Татьяне снова повысили жалованье. Мне всё нет. Уныло плетусь в хвосте.

Четверг, 1 августа. Все ближе знакомлюсь с начальником Татьяны Йозиасом Ранцау[189], и он все больше мне нравится. Ленивый сыскной пес с отличным чувством юмора.

Суббота, 3 августа. Через нейтральную страну получили наконец-то весточку от Мары Щербатовой. Все двоюродные сестры снова в Париже, но сидят без работы. Их старый друг Андрей Игнатьев остался без ноги, воюя в рядах французской армии.

Воскресенье, 4 августа. После церкви присоединились к друзьям в отеле «Эден»[190], где Луиза Вильчек обедала с молодым человеком по имени Пауль Меттерних[191], правнуком знаменитого канцлера[192], он наполовину испанец[193]. После этого все мы были приглашены к Шаумбургам в Кладов и поехали туда в нескольких машинах; Пауль Меттерних сидел на заднем сиденье с Татьяной, Надем[194] (из венгерского посольства) и мною. Он, бедняжка, ходит стриженным наголо, так как служит где-то рядовым солдатом. Из-за этого необъявленного вторжения Бурхарду Прусскому пришлось ехать поездом. Совершенно очевидно, что Паулю понравилась Татьяна.

Четверг, 8 августа. Кофе с Луизой Вильчек и Йозиасом Ранцау у нее в бюро. Позже к нам присоединился Адам Тротт, поразивший меня, как и в первый раз, интенсивностью взора и всей своей манерой. Обедала с Татьяной, Бурхардом Прусским и Ранцау у Луизы в ее отеле на Штайнплатц. Соответственно переодевшись, Луиза танцевала фламенко. У нее это превосходно получается.

Вторник, 13 августа. Сегодня вечером Ц.-Ц. Пфуль, еще двое гостей и я умудрились съесть 120 раков. В 11 вечера позвонила Татьяна и сказала, что Папá поскользнулся в темноте, упал на тротуар и поранил голову. У него сильно текла кровь, а бинтов дома не было, поэтому мы отправились на поиски открытой аптеки. Едва мы привели Папá в порядок, как начался воздушный налет[195]. Нам стоило больших трудов уговорить его спуститься в подвал (наша квартира на четвертом этаже) — он боялся, что соседи подумают, будто он с кем-то подрался! Много стреляли, отбой дали только в три часа утра. В последнее время сильно бомбят Англию; должно быть, это в отместку.

После падения Франции Гитлер, в надежде, что Англия запросит мира, сделал передышку и 19 июля в триумфальном обращении к своему марионеточному рейхстагу выступил с формальным предложением начать мирные переговоры. Уинстон Черчилль ответил требованием возвращения Германии к границам 1938 г. На это Гитлер прореагировал развертыванием первой стадии операции «Морской лев» — таково было кодовое наименование завоевания Британии: 15 августа люфтваффе начала генеральное наступление с целью покорить британское небо. Впоследствии эта операция стала известной как «сражение за Англию».

Пятница, 16 августа. Йозиас Ранцау подарил нам, четырем девушкам, хорошие французские духи с разнообразными экзотическими и соблазнительными названиями: «Mitsukuo» (японское женское имя)[196], «Ma Griffe» [ «Мой коготок»][197], «Je Reviens» [ «Я вернусь»][198] и тому подобное, о которых я раньше не слышала.

Вторник, 20 августа. Татьяна и я беседовали с некоторыми сотрудниками шведской миссии с целью выяснить, как нам связаться с нашим двоюродным братом Джимом Вяземским. Теперь мы знаем, что он цел и невредим и находится в лагере для военнопленных где-то в Германии.

Воскресенье, 25 августа. Сегодня ночью снова был налет. Татьяны не было дома. Я поначалу оставалась в постели, но стреляли так сильно, что временами заливало светом всю нашу комнату. Пришлось спуститься в подвал и заставить Папá спуститься вместе со мной.

Хотя такие города, как Варшава и Роттердам, были подвергнуты немцами бомбардировке уже в самом начале войны, как немцы, так и британцы долго не хотели начинать массированную бомбардировку гражданских целей противника. Даже «сражение за Англию» первоначально было, по существу,