Берлинский дневник, 1940–1945 - Мария Илларионовна Васильчикова

Понедельник, 26 августа. Опять налет. Мы оставались в постели, хотя теперь во всех домах привратники получили приказ заставлять всех спускаться в подвалы. Наш привратник тоже приходил и стучал кастрюлей, чтобы нас разбудить. Но на этот раз грохот продолжался всего полчаса.

Вторник, 27 августа. После работы зашла на службу к Татьяне. Слышно было, как в соседней комнате — в ванной — плескались. Ее начальник явно пользовался тем обстоятельством, что в государственных учреждениях пока еще есть горячая вода.

Обедала с друзьями, в числе которых были двое братьев Кикебуш[202]. Оба были тяжело ранены во Франции. Мэксхен три месяца лежал парализованный. У Клауса загорелся танк, его выбросило, сильно обожгло лицо, но он поправился, и теперь почти ничего не заметно. Ему повезло: он так гордится своей внешностью! Но двое из его экипажа погибли.

Среда, 28 августа. Сегодня, когда я ехала на автобусе мимо церкви памяти кайзера Вильгельма[203], заревели сирены. Автобус остановился, и всех затолкали в подвал универмага KDW[204]. Ярко светило солнце, и больше ничего не произошло. Но сегодня вечером, когда мы ужинали в Грюневальде, дело было посерьезнее. Мы стояли в саду и смотрели, как на город падает множество зелено-красных «рождественских елок»[205]. Вскоре пришлось укрыться в доме: отовсюду сыпались осколки зенитных снарядов. Говорят, что на этот раз было довольно много жертв. Мы добрались домой только в пятом часу утра.

Понедельник, 2 сентября. Хотя ожидался налет, мы оставались дома в надежде хотя бы немного поспать. Наш подвал неплохо оборудован. Маленькие дети лежат в люльках, сосут пальчики. Мы с Татьяной обычно играем в шахматы. Она регулярно выигрывает.

Вторник, 3 сентября. В полночь был налет, но у Татьяны поднялась температура, и в подвал мы не пошли. Наши кровати стоят в разных углах комнаты, и Татьяна боится, что в случае прямого попадания я взлечу на воздух, а она вдруг останется повисшей над разломом дома, поэтому я забралась к ней в постель, и мы лежали целых два часа, обняв друг дружку. Шум стоял ужасный. Комната все время освещалась вспышками прожекторов. Самолеты летели так низко, что временами казалось, что они прямо у нас над головой. Очень неприятное ощущение. Даже Папá слегка встревожился и зашел перекинуться словечком.

Пятница, 6 сентября. Эти ночные налеты изматывают: спишь всего три-четыре часа. На следующей неделе мы едем в отпуск в Рейнланд к Хатцфельдтам[206]. Нас дразнят: нашли куда ехать «спасаться от бомб» — в Рейнскую область[207], но там в сельской местности пока еще относительно спокойно, а соседний Рур — главная мишень союзнических бомбардировщиков — оттуда далеко[208].

Суббота, 7 сентября. Сегодня мы переехали от Пюклеров в квартирку Дитти Мандельсло[209]. Он находится на фронте и не хочет, чтобы она пустовала, а то ее реквизирует какой-нибудь партиец[210]. Она расположена на улице Харденбергштрассе, около станции метро «Цоо» — в случае налета местоположение неблагоприятное, — но квартира маленькая и, следовательно, практичная. Нет даже прихожей, есть только небольшая гостиная, спальня, чудесная ванная (хотя горячая вода бывает редко), крошечная кухня и задний коридор по всей длине квартиры. Один его конец мы переоборудуем в комнату для Папá. Квартира выходит окнами в темный двор и представляет собой часть большого казенного учреждения, так что по ночам здесь ни-кого нет, кроме сторожихи, которая будет помогать нам с уборкой.

Воскресенье, 8 сентября. Заходила к Лалли Хорстман, которая живет совсем рядом, и мы спрашивали себя, что теперь с нашими английскими и французскими друзьями. Возобновились налеты на Англию, и в Лондоне, говорят, страшные пожары.

Понедельник, 9 сентября. Снова налет. Я все проспала, не слышала ни сирен, ни бомб, ни отбоя. Это показывает, насколько я измотана.

Вторник, 10 сентября. Легла спать рано. В полночь опять тревога. На этот раз попало в больницу Св. Хедвиг[211]; от одной из бомб загорелась палата, где лежит Антуанетт Крой (ее только что оперировали). К счастью, ее успели вовремя перенести в подвал. Загорелся также рейхстаг; несколько бомб упало в саду американского посольства.

Среда, 11 сентября. Налет. Друг-американец Дик Мец[212] повел меня к Антуанетт Крой. Она весела и не без гордости демонстрирует разрушения в своей палате. Он неофициально помолвлен с ее сестрой Лулу.

Завтра мы уезжаем на десять дней к Хатцфельдтам.

КРОТТОРФ[213]. Четверг, 12 сентября. Сели на ночной поезд до Кёльна. Поезд шел на огромной скорости, я все время ожидала крушения. Во многих местах, которые мы проезжали, небо было красное, а один город горел. В Кёльне позавтракали с Балли Хатцфельдт[214], к которой мы как раз едем гостить, почему-то разминувшись с ней в поезде. Потом посетили собор[215]. Многие из его знаменитых витражей[216] вывезены в безопасное место. Нам хотелось что-нибудь купить, все равно что, купили носовые платки. В полдень сели на немыслимо медленный поезд до Виссена, где нас ждала машина Хатцфельдтов.

Суббота, 14 сентября. Замок Кротторф — чудесен. Как многие замки в Вестфалии, он окружен двумя рвами, заполненными водой, и снаружи выглядит довольно негостеприимным, но жить в нем весьма уютно: множество прекрасных картин, хорошей мебели и масса книг. Замок окружен лесистыми холмами; сейчас здесь живут Лалла[217] (старшая дочь Хатцфельдтов) и ее родители. Единственный сын Бюбхен[218], которому девятнадцать лет, при-зван в армию.

Четверг, 19 сентября. Погружаемся в ничто. Встаем в 10 утра, завтракаем с девушками, до обеда пишем письма, потом сидим с княгиней — хозяйкой, с трех до пяти удаляемся каждый в свою комнату читать и спать. В пять часов чай. Весь день идет дождь, но к вечеру облака обычно расходятся,