Мозг обычного убийцы. Как хорошие люди становятся монстрами - Даниэль Загури

когда они просто находятся «в другом месте», как точно заметила Каролина. Однако невозможно игнорировать случаи, когда восприятие действительно искажено в значительной степени.

При этом эксперт, каким бы убедительным он ни был, не должен подменять присяжных, склоняясь к гуманистическому сочувствию вместо демонизации. Его задача – объективно осветить произошедшее. Суд «в своей великой мудрости» определяет уголовную ответственность за содеянное.

Вызывает глубокое сожаление подход прокуратуры, стремящейся представить этих женщин как обманщиц, пытающихся скрыть преступление, манипуляторов или узурпаторов внимания СМИ. Подобная позиция игнорирует очевидный факт: отсутствие каких-либо попыток скрыть преступление, незапланированность действий, хранение тела рядом с местом преступления, что многократно увеличивает риск задержания, не являются разумным поведением.

Подобные попытки правосудия свести дело к карикатуре или продемонстрировать чрезмерное неприятие, превосходящее профессиональный уровень, вызывают серьезные вопросы. Иногда создается впечатление, что целью суда становится искусственное нагнетание абсурдности ситуации для ужесточения наказания, соответствующего общественному резонансу. Хотя эксперт не уполномочен оценивать строгость наказания, зрелище судебного отрицания перед лицом очевидной иррациональности спонтанного преступления и отсутствия каких-либо мер предосторожности вызывает серьезные сомнения в объективности подхода.

Во многом такая ситуация усугубляется дефицитом качественной психиатрической экспертизы в нашей стране. Этот вопрос требует отдельного рассмотрения, поскольку недопустимо низкий уровень французской системы уголовной экспертизы требует срочного пересмотра.

Однако вернемся к основному вопросу: как объяснить катастрофическую импровизацию действий, характерную для всех описанных случаев? Важно понимать, что подобный исход свидетельствует о глубокой психической неподготовленности к родам. Все формы отрицания беременности, подобно дорогам, ведущим в Рим, сводятся к этой катастрофической реакции.

То, что отрицалось, становилось объектом отвержения, расщепления, отталкивания, внезапно возникает, оказываясь сильнее любого контроля. Происходит то, чего не должно было произойти ни при каких обстоятельствах. «Объект», который никогда не рассматривался как будущий ребенок, о котором никогда не думали, которого никогда не называли, который не присутствовал даже в кошмарах и тем более в мечтах, внезапно появляется в реальности, сопровождаемый физической болью, приступами тревоги и дезориентацией.

Возникает безотлагательная потребность избавиться от этого «объекта» – срочно, как можно скорее, не заботясь о последствиях, в состоянии полного неразумия, лишь бы поскорее избавиться от того, что никогда не имело статуса будущего ребенка и психического существования.

Психиатры пытаются подобрать подходящие термины для описания этого клинического состояния помраченное сознания: картина депрессии, помраченное сознание, диссоциативное расстройство… Независимо от конкретного диагноза, это состояние приступообразного стресса характеризуется хаотичностью движений, проникающих в психику, от которых после совершения неонатицида остаются лишь фрагментарные воспоминания в виде отдельных вспышек.

Отрицание качества объекта

Позвольте разъяснить концепцию, которая может показаться неспециалисту несколько запутанной. Общепринято считать, что человек либо знает, либо не знает, либо понимает, либо игнорирует. Однако клиническая картина отрицания беременности демонстрирует, что психическое состояние этих женщин выходит далеко за пределы привычной нам рациональности.

Возникает закономерный вопрос: возможно ли одновременно знать и не знать что-либо? С логической точки зрения это кажется абсурдом. Однако еще более абсурдным представляется подход, при котором противопоставляется отрицание отрицанию, а этих женщин представляют как обманщиц, скрывающих правду. Примечательно, что все они, действуя независимо друг от друга, описывают одно и то же состояние. Сумма их субъективных переживаний образует объективную реальность.

Рассмотрим конкретные случаи:

У Валери наблюдается отрицание неизбежности разрешения от бремени. Отрицание направлено не столько на саму беременность, сколько на ее результат – роды.

В случае Магали мы видим отрицание жизнеспособности новорожденного: она убеждена, что носит обреченного ребенка.

Каролина демонстрирует отрицание самого зачатия: она не могла быть беременной, поскольку, по ее мнению, у нее не было полового акта, способного привести к оплодотворению.

Поль-Клод Ракамье в своей книге «Гений происхождения» предлагает выход из искусственных противоречий, позволяя нам глубже понять феномен отрицания беременности, хотя сам автор его напрямую не рассматривал. Позвольте привести четкие примеры, иллюстрирующие его концепцию.

Ракамье описывает различные формы отрицаний, которые не являются простым отрицанием объекта, а представляют собой объектные отрицания. Они лишают объект определенных качеств или свойств: материальности, важности, местоположения, значимости, происхождения, самостоятельности, собственных желаний…

В контексте отрицания беременности это проявляется следующим образом:

Отрицание зачатия: «Я не могла забеременеть». Мысленное всемогущество подавляет смутные ощущения.

Отрицание телесных изменений: «Я не чувствовала никаких признаков беременности, поэтому для себя я не была беременна». Отсутствие типичных симптомов воспринимается как доказательство отсутствия беременности.

Отрицание значимости: «Я знала это, но не придавала этому значения». Простого знания недостаточно – необходимо принять явление.

Отрицание жизненного процесса: «Для меня он не мог быть живым». Как в случае с Магали, которая, зная о беременности, не могла представить иной исход, кроме смерти ребенка.

Отрицание неизбежности родов: «Я это чувствовала, но больше не думала об этом». Самый распространенный случай, когда женщина смутно осознает беременность, но избегает мыслей о ней.

Отрицание отдельности: «Это была часть меня…» В некоторых случаях отрицание беременности переходит в иллюзию материнского всемогущества.

Таким образом, существует широкий спектр различных форм отрицания беременности, которые не следует путать с шизофреническим отрицанием объекта. Особенно точно суть этих форм отрицания выразила Валери: «Я не была сумасшедшей, но я была в другом месте…» И теперь, как мне представляется, она готова нести ответственность перед правосудием.

Личность, пара

Остаются два важных вопроса, требующих разъяснения: какова роль супругов, которые не замечают происходящего, и каковы особенности личности этих женщин?

Примечательно, что сложилась определенная закономерность: мужьям сначала предъявляют обвинение, а затем освобождают от ответственности за соучастие. Хотя эти мужчины часто проявляют недостаточное любопытство, существует закономерность: подобное тянется к подобному. Они расщепляются с теми, кто расщепляется, и отрицают вместе с теми, кто отрицает.

«Ты, случайно, не беременна?» – такой муж осмеливается задать этот вопрос лишь однажды, тут же одергивая себя. И действительно, разве может женщина с плоским животом, ведущая обычный образ жизни и не создающая проблем, быть беременной? Мужья также оказываются шокированы трагическим исходом беременности, о которой они даже не подозревали.

Иногда, когда роды совпадают с присутствием мужа дома или когда его беспокоит странное поведение супруги и ее жалобы на боли, он может отвезти ее в отделение неотложной помощи. К счастью, в большинстве таких случаев роды проходят в медицинских условиях, и удивительно, как быстро активизируются жизненно важные психические процессы, которым ранее не давали проявиться. Статистически у таких детей нет причин получать худшее обращение по сравнению с другими.

Что касается личности этих женщин, нельзя говорить о каком-то типичном профиле. Центральная тема книги иллюстрируется следующими особенностями: у большинства таких женщин нет психоза или бреда, не выявлено серьезных расстройств