Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

Джулии Элизабет Вулф

[Это письмо вложено в конверт, датированный 21 июля 1927 года]

Гарвардский клуб

Западная 44-я улица, 27, Нью-Йорк

Понедельник, 18 апреля

Дорогая мама:

Я не получал от тебя вестей несколько недель или месяцев, но полагаю, что ты была здорова. Сегодня вечером я уезжаю к моему другу Олину Доусу в деревню на несколько дней, а может, и на неделю. Я очень много работал и выбился из сил, но день или два на природе должны привести меня в порядок. Адрес – если вы захотите быстро связаться со мной – ферма Фокс-Холл, Райнбек, Нью-Йорк (Олин Доус).

Надеюсь, у вас все идет хорошо, и вы получаете от своих начинаний в сфере недвижимости все, на что рассчитывали. Не переживайте слишком сильно, если дела идут медленно. Во всяком случае, у вас должно быть достаточно средств, чтобы справиться с трудностями.

Я рассчитываю закончить свою книгу этой весной. В минуты досуга я хронически устаю и не могу писать длинные и интересные письма. Все это войдет в книгу.

Но берегите себя и, когда у вас будет время, напишите несколько строк. Передайте всем мою любовь. Я должен идти на поезд.

Том

Маргарет Робертс

Гарвардский клуб

Нью-Йорк

Понедельник, 30 мая 1927 года

Дорогая миссис Робертс:

Только что пришла ваша открытка – я написал вам четыре или пять дней назад, заботясь о Мейбл, потому что не получил вашей почты (единственное сообщение, которое я получил от вас с тех пор, как приехал в Америку) То, что вы говорите о трех письмах, которые вернулись к вам, ужасно огорчает меня. Я время от времени получаю немного почты, и надеюсь, что мне удалось окончательно навести порядок в офисе. Если мне и суждено потерять какое-нибудь письмо, я хочу, чтобы это были не ваши письма. Вы говорите, что никто в моей семье не любит меня больше, чем Маргарет Робертс. Позвольте мне сказать точную правду: никто в моей семье не любит меня так сильно, и только один человек, я думаю, во всем мире любит меня так же сильно как вы. [Алина Бернштейн] Моя книга полна уродства и ужасной боли – и, как мне кажется, моментов великой и парящей красоты. В ней (простите ли вы меня?) я рассказал историю одной из самых прекрасных женщин, которых я когда-либо знал, так как она затронула мою собственную жизнь. Я называю её Маргарет Леонард. Я был без дома – бродягой с семи лет – с двумя крышами [дом его отца на Вудфин-стрит, 92, в Эшвилле, и старый дом в Кентукки на Спрус-стрит, 48] и без дома. Я перемещался по этому дому смерти и беспорядка из комнаты в комнату, когда приходили пансионеры со своими долларами, и постоянно качались на крыльце. Мое перегруженное сердце разрывалось от навалившегося на него груза одиночества и ужаса; я задыхался, без речи, без артикуляции, в своих собственных выделениях; я рыскал, как слепое морское существо без глаз и тысячи чувств, к свету, к жизни, к красоте и порядку, из этого ада хаоса, жадности и дешевого уродства – и тогда я нашел вас, а иначе я должен был умереть. Вы, мать моего духа, вскормили меня светом. Думаете, я забыл? Думаете, я когда-нибудь забуду? Вы вписаны в мою плоть, в мой пульс, в мою крови, мысль о вас звучит во мне великой музыкой, и прежде чем я умру, я использую последний импульс своего таланта, каким бы он ни был, чтобы выразить вашу красоту словами.

На сегодня прощайте. Сегодня День Поминовения. Я устал до изнеможения, но в ближайшие несколько недель постараюсь изложить все на бумаге, а потом, возможно, уеду на короткое время за границу. На моем чердаке становится жарко – мой друг Олин Доус [Олин Доус (1904-1981) познакомился с Вулфом, когда они были студентами Гарварда. Доус очень восхищался пьесой «Добро пожаловать в наш город» и стал преклоняться перед талантом Вулфа. Вскоре между ними завязалась прочная дружба. Доус изображен в образе Джоэла Пирса в романе «О времени и о реке»: «Джоэл инстинктивно показал то, что чувствовал каждый, кто хорошо его знал, – огромную порядочность и сияние в его душе и характере, удивительно щедрую и инстинктивную дружелюбность к человечеству, которая становилась прекраснее и прекраснее из-за самой своей безличности» (312-313)]. (почти такой же великий святой, как и вы) спустился в субботу из своих 80 комнат и 2000 акров на Гудзоне и попросил меня закончить книгу в его деревне. [Ферма Фоксхоллоу, поместье семьи Доусов площадью в две тысячи акров в Райнбеке, штат Нью-Йорк. В романе «О времени и о реке» она изображена как «волшебная область, известная как ферма Фар Филд» (515)] Но я боюсь большого дома и всех этих припухлостей. Всю зиму он провел в одиночестве, но теперь из Вашингтона приезжает его мать (со всеми делегациями), а сестра – из Швеции; их ждет чудное лето. Но у него есть прекрасный маленький коттедж из двух комнат, с ванной, в глубине леса, у озера, и он предложил его мне вместе со столькими акрами земли, сколько мне нужно, навсегда, если я когда-нибудь захочу остаться рядом с ним. Он рисует, живет, как спартанец, ест овощи и является социалистом Бертрана Рассела (к большому сожалению его отца). [Бертран Рассел (1872-1970), английский математик и философ].

Пишите, как только получите это письмо. Когда я соберусь с силами, я напишу хорошо. Простите за тарабарщину. До свидания. Да благословит вас всех Господь.

Маргарет Робертс [*]

Гарвардский клуб, Нью-Йорк

[Начало июня 1927 года]

Дорогая миссис Робертс!

Простите мне и долгое молчание, и краткость этого письма. Жизнь, силы и почти все мое свободное время вот уже целый год я выплескиваю в книгу, работа над которой близится к завершению. Думаю, что мне еще не удавалось написать ничего лучше! Над этой вещью я работал, как никогда и ни над чем ранее не трудился. Только теперь я понял, какой изнурительный труд писательство, и до чего прав был Бен Джонсон, когда сказал: «не попотев, живой строки не написать». Сразу по приезде в Нью-Йорк я поселился в пустом, полуразвалившемся доме, который дрожит и шатается, если по улице проезжает автомобиль. Я живу в огромной грязной мансарде, где нет, кроме электричества, ничего ни отопления, ни канализации. Несколько недель назад я получил письмо от матери раз в два-три