Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

В октябре на немецком Восточном фронте произошли знаменательные события. Овладев в сентябре Киевом, немцы одержали значительную победу в великом двойном сражении под Брянском и Вязьмой, бушевавшем со 2 по 17 октября. 3 октября Гитлер заявил, что на Восточном фронте началось решающее сражение, а через несколько дней провозгласил, что Советский Союз получил удар, от которого он не оправится. Однако ни на нашем фронте, ни на соседних немецких фронтах не наблюдалось никаких признаков, что сражение было настолько решающим, а менее всего в направлении Тихвина, где еще ожидалось предполагаемое наступление.

16 октября немцы потребовали, чтобы 163-й пехотной дивизии приказали подготовиться к форсированию реки Свирь, сроки которого будут названы позже. Некоторое время спустя, когда немцы, казалось, были полны решимости захватить Тихвин, дивизия получила приказ форсировать реку в течение 24 часов с момента получения приказа. Задача оказалась сложнее, чем ожидали немцы, и, когда 9 ноября Тихвин был взят, немецкое наступление настолько ослабло под растущим сопротивлением русских, что наступление 163-й пехотной дивизии, похоже, лишилось шансов на успех. Начало давать о себе знать приближение зимы, и 10 декабря немцы оставили Тихвин, поэтому давно обсуждавшийся вопрос о наступлении в этом направлении больше не стоял.

28 ноября финляндско-британские отношения приняли угрожающий оборот, когда финское правительство получило из Лондона ноту, носившую ультимативный характер. На этот раз требование заключалось не в выводе войск, а в прекращении до 5 декабря дальнейших боевых действий.

Ноту доставили во время заседания кабинета министров, на котором я присутствовал. Остальные вопросы повестки дня, касающиеся нехватки рабочей силы и предоставления длительного отпуска значительным контингентам войск, были отложены, и все внимание присутствующих сосредоточилось на британской ноте. Общее мнение совпало с тем, которое тогдашний премьер-министр Рангелл высказал на суде над военными преступниками в 1946 году: «Поскольку требования Англии на этот раз гораздо умереннее, чем в ноте, датированной 22 сентября 1941 года, и поскольку преследуемые нашими оборонительными силами цели, продиктованные интересами безопасности страны, уже близки – судя по докладу главнокомандующего, до их достижения осталось всего лишь несколько дней, – мы считаем возможным ответить на ноту положительно».

Для соблюдения точности следует отметить, что на заседании я сказал, что требуемые нашей безопасностью стратегические цели, вероятнее всего, будут достигнуты за полдня, но точную дату назвать я не мог, поскольку войска после длительного наступления были сильно измотаны. Я никогда не собирался продолжать наступление от перешейка Маселькя в направлении Мурманской железной дороги.

Вскоре после получения британской ноты я через американского посла в Хельсинки мистера Шонефельда получил личное письмо от премьер-министра Уинстона Черчилля. Великий государственный деятель в этот критический момент был настолько любезен, что направил мне личное послание, готовя меня к тому, что Англии, скорее всего, придется в ближайшие несколько дней объявить Финляндии войну. В нем говорилось:

«Лично, секретно, в частном порядке

29 ноября 1941 года

Премьер-министр Черчилль – фельдмаршалу Маннергейму

Я очень огорчен тем, что, по моему мнению, ожидает нас в будущем, а именно то, что мы по причине лояльности вынуждены через несколько дней объявить войну Финляндии. Если мы это сделаем, то станем вести войну, как того требует ситуация. Уверен, что Ваши войска продвинулись настолько далеко, что безопасность страны во время войны гарантирована и войска могли бы сейчас остановиться и прекратить военные действия. Не нужно объявлять об этом официально, а просто достаточно отказаться от борьбы военными средствами и немедленно остановить военные операции, для чего достаточным обоснованием является суровая зима, и, таким образом, де-факто выйти из войны. Надеюсь, что я в силах убедить Ваше превосходительство, что мы победим нацистов. Я сейчас испытываю к Вам гораздо большее доверие, чем в 1917—1918 годах. Для многих английских друзей Вашей страны было бы досадно, если бы Финляндия оказалась на одной скамье вместе с обвиняемыми и побежденными нацистами. Вспоминая приятные наши беседы и обмен письмами, касающимися последней войны, я чувствую потребность послать Вам чисто личное и доверительное сообщение для раздумий, пока не поздно».

Ответ я отправил 2 декабря через американского посла, и в нем говорилось:

«Лично, секретно, в частном порядке

2 декабря 1941 года

Фельдмаршал Маннергейм – премьер-министру Черчиллю

Вчера я имел честь получить переданное мне через посла США в Хельсинки Ваше послание от 29 ноября 1941 года. Благодарю Вас, что дружески послали мне эту частную весточку. Уверен, Ваше превосходительство понимает, что я не в состоянии прекратить осуществляющиеся сейчас военные операции прежде, чем наши войска не достигнут рубежей, которые, по моему мнению, обеспечат нам необходимую безопасность. Было бы жаль, если эти военные действия во имя защиты Финляндии приведут к конфликту с Англией, и я был бы очень огорчен, если бы Англия посчитала необходимым объявить войну Финляндии. Посылая мне эту личную телеграмму, Вы проявили весьма дружеские чувства в эти тяжелые дни, что я очень высоко ценю».

Если бы я мог считать обращение премьер-министра Черчилля инициативой исключительно английской, то, доверяя его пониманию и умению хранить тайны, мог бы ответить в более откровенной и точной форме. К сожалению, в сложившихся тогда условиях это было невозможно, поскольку приходилось предполагать, что инициатива британцев является результатом нажима, оказанного русскими (что позднее и подтвердил Черчилль в своих воспоминаниях), и что лица, пославшие это обращение, обязаны известить Москву о содержании ответов и моего правительства. Таким образом, я не мог поставить Черчилля в известность о своем решении, принятом 6 декабря и сообщенном войскам в виде приказа, согласно которому продвижение нужно прекратить сразу же, как только части овладеют Кархумяки, на ближайшие подступы к которому они уже вышли. Такая информация позволила бы противнику снять войска с одного или нескольких участков фронта и перейти в наступление в других местах.

Для принятия решения о выходе из войны требовалось соглашение с противником об отказе от наступательных военных действий против Финляндии. Но даже в этом случае трудно поверить, что русские воспользуются знанием о нашем плане, чтобы обмануть нас, создать трудности и попытаться посеять раздор между нами и немцами. Кроме того, были все основания предполагать, что немцы перехватывают телеграммы, корреспонденцию или иначе узнают о происходящем. Финская декларация, чье содержание удовлетворило бы Советский Союз, несомненно, привела бы к вмешательству и противодействию немцев, а мы экономически полностью зависели от них. У нас еще не было достаточной свободы действий, чтобы последовать рекомендации премьер-министра Черчилля о выходе из войны.

В ответе правительства Финляндии, врученном послу