Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

После кульминации великого немецкого наступления в первый год войны немцы стали отходить. Настала очередь русских перейти в наступление, и в начале 1942 года немецкие армии потеряли огромное количество частично невосполнимого оборудования. Русские начали наступление не только под Москвой, но и на очень близком к нам направлении – на Ладожском озере – для прорыва блокады Ленинграда. Немцев здесь тоже преследовали локальные неудачи, и кольцо окружения, несмотря на упорную оборону, во многих местах едва не оказалось прорванным. Тем не менее оно выстояло, хотя в линии фронта и образовались впадины. Другим примером активности русских было строительство ледовой дороги через юго-западный залив Ладоги, и именно благодаря этой дороге в сочетании с воздушным мостом великую метрополию удавалось скудно снабжать продовольствием. Временное увеличение поставок в зимний период означало, что нам следует быть готовым к возобновлению боев на Карельском перешейке. Лишь в марте немцам к югу от Ленинграда удалось вырвать инициативу и в значительной мере восстановить прежнюю линию фронта.

В целом первая зима войны на наших фронтах прошла довольно мирно, за исключением участка Манселькя, ближайшего к важнейшей для союзников Мурманской железной дороге. Здесь русские проявили признаки сильной нервозности, первые десять дней атакуя наши войска с направления Повенца с явной целью отбить Кархумяки. Все эти атаки были отражены. Примерно в это же время наши войска на центральном Мааселькском перешейке отразили серию русских атак, и после сильных финских контратак все закончилось повторным взятием железнодорожной станции Криви. Обе попытки указывали на опасения противника из-за возможных нападений финнов на Мурманскую железную дорогу.

Когда Карельская армия выполнила свою задачу, я вновь назначил ее прекрасного командующего генерала Гейнрихса начальником Генерального штаба, а генерал-лейтенант Ханель, занимавший этот пост с июля 1941 года, стал инспектором укреплений. В этом качестве ему вновь предстояло продемонстрировать свою способность успешно и быстро проводить фортификационные работы.

Карельская армия была разделена на две группы: южная, получившая название группы «Олонец», перешла под командование генерал-лейтенанта Эша, а генерал-лейтенант Лаатикайнен был назначен командующим северной группой «Манселькя».

Прежде чем генерал Гейнрихс возобновил деятельность начальника Генерального штаба, я послал его в германский штаб в Восточной Пруссии для сбора информации о понесенных немцами явно крупных поражениях, а также об их планах на ближайшее будущее.

По возвращении генерал Гейнрихс доложил, что катастрофа в центре Восточного фронта, видимо, произвела на немцев сильное впечатление. Во время визита к Гитлеру последний заявил, что неудачи, приписываемые им ненадежным прогнозам метеорологов, сильно раздуты вражеской пропагандой. Гитлер сказал, что число обмороженных не сотни, а десятки тысяч. По словам рейхсканцлера, он нисколько не сомневается, что горький опыт, показавший непригодность некоторой части военной техники к действиям в условиях жестокого мороза, явится стимулом к новым усилиям, благодаря чему трудности будут преодолены и путь к окончательной победе будет расчищен. Фронты с юга и с юго-востока от Ленинграда будут восстановлены в прежнем виде. Однако у генерала Гейнрихса сложилось впечатление, что начальник Генерального штаба генерал Гальдер переутомлен и подавлен. По его мнению, Русская кампания обошлась немцам слишком дорого. Одной из причин успехов русских он назвал моральный дух в сочетании с численным превосходством.

В конце января 1942 года меня посетил президент республики, чтобы обсудить ситуацию. Особенно беспокоил вопрос продовольственного снабжения, и тут мы находились в сильной зависимости от Германии. Помимо того, что урожай выдался плохим, работу в основном приходилось выполнять женщинам. Единственной западной страной, с которой у нас оставались связи, была Швеция. Мы должны сохранить нашу независимость и свободу действий в отношении Германии, не ставя под угрозу продовольственный импорт припасов. Обсуждая общую военную ситуацию, я заявил, что моя вера в шансы Германии на победу в войне пошатнулась. Немцы оказались плохо подготовленными к зимней войне, и я не исключал возможности поражения на Восточном фронте.

Обсуждались также намерения России возобновить контакты с Финляндией, о чем 24 декабря 1941 года советский посланник в Стокгольме сообщил шведскому министру иностранных дел Гюнтеру. Президент Рюти и я пришли к единому мнению, что ситуация с продовольственными поставками, не говоря уже о военной мощи Германии, делает такой контакт в настоящий момент невозможным, вражеская пропаганда, несомненно, использовала бы этот факт в своих интересах, что могло бы привести к конфликтам с немцами.

В начале февраля вновь всплыл старый вопрос о нападении на Мурманскую железную дорогу. Незадолго до этого командующий альпийскими войсками генерал Дитль получил командование немецкими войсками в Лапландии, где была создана самостоятельная армия – 20-я горнострелковая армия со штабом в Рованиеми. Во время встречи со мной генерала Дитля переполнял энтузиазм по поводу проведения совместной операции, в ходе которой финская армия должна была захватить город Сороку на берегу Белого моря – надежды, которые я вынужден был развеять.

Через день или два я получил письмо фельдмаршала Кейтеля с повторением этого предложения и обещанием поддержки значительных военно-воздушных сил. Мое негативное отношение к этому предложению было основано как на военных, так и на политических соображениях.

Хотя перерезать Мурманскую железную дорогу я считал возможным, в особенности в каком-то пункте к востоку от Сороки, но захватить его было бы трудно, такая операция означала бы возобновление военных усилий, которые со временем, скорее всего, превзойдут наши возможности. Русские не пожалеют сил для быстрого восстановления импорта припасов из Мурманска, а на эффективную поддержку от немцев вдали от их баз нам рассчитывать не приходилось. В политическом аспекте это предприятие почти наверняка втянет нас в мировую политику, поставив перед нашим правительством трудные проблемы. Поэтому мое отношение к предложению Германии об участии в операциях против Мурманской железной дороги продолжало оставаться негативным, о чем я неоднократно повторял президенту Рюти во время визита в Хельсинки.

Единственным изменением на фронте, отвечавшим нашим интересам, было продвижение позиций на участках Рукаярви и Мааселькя для сокращения линии фронта. Поэтому именно такую меру предложил генерал-квартирмейстер генерал-майор Айро, указавший, что большая часть необходимых для операции войск уже стоит на выгодных позициях. По разработанному им плану требовалось выдвинуть позиции до станции Парандова на линии Сорока—Петрозаводск, всего в 30 милях от Мурманской железной дороги.

Я не мог отдать приказ, чувствуя, что даже его ограниченность создаст у русских впечатление, что мы нацелены на Мурманскую железную дорогу, но ввиду ее политической значимости я хотел сообщить свои взгляды президенту республики. Поэтому был очень удивлен, сразу после встречи получив от него письмо, написанное от руки, в котором он приводил тот же самый аргумент против продвижения в