Происхождение видов путем естественного отбора - Чарльз Роберт Дарвин

должны быть, согласно с теорией естественного отбора, поставлены выше, чем древние. Так ли это на самом деле? Огромное большинство палеонтологов ответило бы на это утвердительно, и кажется, что этот ответ нужно признать за истину, хотя и трудно ее доказать.

Нельзя считать за серьезное возражение против этого вывода то обстоятельство, что некоторые плеченогие остались малоизмененными со времени крайне отдаленной геологической эпохи и что некоторые наземные и пресноводные моллюски остались почти теми же самыми с того времени, когда, насколько мы знаем, они впервые появились. Не представляет непреодолимого затруднения и то, что корненожки, по уверению д-ра Карпентера, не прогрессировали в своей организации даже со времени лаврентьевской эпохи, потому что некоторые организмы должны были остаться приспособленными к простым условиям жизни, а что может быть лучше к ним приспособлено, чем эти низкоорганизованные Protozoa? Возражения, подобные вышеуказанным, были бы роковыми для моей теории, если бы прогресс в организации предполагался ею как необходимое условие; равным образом они были бы роковыми, если бы можно было доказать, что, например, вышеназванные корненожки впервые появились в лаврентьевскую эпоху или вышеупомянутые плеченогие – в кембрийскую эпоху, потому что тогда не было бы достаточного времени для достижения этими организмами той степени развития, какой они достигли в эти эпохи; но раз они достигли данной степени развития, вовсе нет необходимости с точки зрения теории естественного отбора, чтобы они продолжали совершенствоваться дальше, хотя они и должны в каждую последующую эпоху слегка изменяться, чтобы удерживать свои места при тех слабых изменениях, какие происходят в условиях их существования. Приведенные выше возражения тесно зависят от вопроса, знаем ли мы действительно, насколько стар наш мир и в какие периоды различные формы жизни впервые появлялись; об этом можно еще много спорить.

Вопрос о том, подвинулась ли вперед организация в ее целом, во многих отношениях крайне запутан. Геологическая летопись, за все время не полная, не простирается до времен, достаточно отдаленных, чтобы обнаружить с несомненной ясностью, что в продолжение известной нам истории мира организация значительно подвинулась вперед. Даже и в настоящее время, рассматривая представителей одного и того же класса, натуралисты не согласны между собой в том, какие формы следует считать высшими: так, одни считают селахий, или акул, высшими представителями рыб на том основании, что они некоторыми важными чертами своей организации приближаются к пресмыкающимся, другие считают высшими костистых рыб. Ганоидных рыб ставят между селахиями и костистыми; последние в настоящее время представляют группу, по числу форм значительно преобладающую, но раньше существовали одни только селахии и ганоидные, и в данном случае мы можем решить, подвинулись ли или понизились рыбы в своей организации, только согласно с тем, какое мерило высоты организации мы пожелаем избрать. Попытки сравнить в отношении высоты организации представителей различных типов совершенно безнадежны. Кто решит, что выше – каракатица или пчела – это насекомое, которое великий Бэр считал «выше организованным, чем рыба, хотя по другому плану»? В сложном состязании из-за жизни совершенно возможно, что ракообразные, не очень высокоорганизованные среди представителей своего класса, одолеют головоногих, высших представителей мягкотелых; и такие ракообразные, хотя и не высокоразвитые, должны быть поставлены весьма высоко в ряду беспозвоночных животных, если руководствоваться при их оценке самым решающим из всех испытаний – законом борьбы. Мало того что мы встречаем такие трудности при решении вопроса, какие формы наиболее ушли вперед в своей организации, мы не должны сравнивать одних только высших представителей какого-нибудь класса, существовавших в тот и в другой периоды, хотя, несомненно, это важный и, может быть, самый важный элемент при подведении итогов, но мы должны сравнить всех представителей низших и высших в двух данных периодах. В некоторую древнюю эпоху преобладали по численности высшие и низшие мягкотелые, именно головоногие и плеченогие; в настоящее время обе эти группы сильно сократились, между тем как другие, средние по организации, значительно умножились; вследствие этого некоторые натуралисты держатся того мнения, что мягкотелые достигали прежде более высокого развития, чем ныне; но и в пользу противоположного мнения можно привести еще более веский довод – указать на сильное сокращение плеченогих и на тот факт, что наши нынешние головоногие хотя и немногочисленны, но более высокоорганизованны, чем их древние представители. Мы должны также сравнивать относительное количество высших и низших классов за оба периода для всей земной поверхности. Если, например, в настоящее время существует пятьдесят тысяч различных форм позвоночных животных и если бы мы знали, что в некоторый прежний период существовало их только десять тысяч, мы должны бы смотреть на это увеличение числа форм в высшем классе, предполагающее большое сокращение низших форм, как на решительный прогресс организации в мире. Мы видим отсюда, как безнадежно трудно при таких крайне сложных условиях сравнивать с полной правильностью относительную высоту организации не вполне известных фаун последовательных периодов.

Мы еще яснее оценим эту трудность, изучая некоторые существующие фауны и флоры. Необыкновенная быстрота, с какой европейские организмы распространились в недавнее время по Новой Зеландии и захватили места, занятые раньше туземными формами, дает нам право думать, что, если бы все животные и растения Великобритании были водворены в Новой Зеландии, весьма многие британские формы со временем вполне натурализировались бы там и вытеснили бы многие туземные формы. С другой стороны, основываясь на том факте, что едва ли хоть один обитатель Южного полушария одичал где-нибудь в Европе, мы имеем полное основание сомневаться в том, что новозеландские формы, будучи все водворены в Великобритании, могли в сколько-нибудь значительном числе захватить места, занятые ныне нашими отечественными растениями и животными. С этой точки зрения организмы, населяющие Великобританию, занимают более высокое место в ряду форм сравнительно с новозеландскими, и, однако, самый сведущий естествоиспытатель не мог бы предвидеть такого результата на основании изучения видов той и другой страны.

Агассис и многие другие компетентные судьи утверждают, что древние животные сходны до известной степени с зародышами новых животных того же самого класса и что геологическая последовательность вымерших форм почти параллельна с эмбриологическим развитием форм нынешних. Такой взгляд удивительно хорошо согласуется с нашей теорией. В одной из последующих глав я постараюсь показать, что взрослая форма отличается от своего зародыша вследствие тех изменений, которые наступают не в самом раннем возрасте и появляются как унаследованные от родителей в соответствующие периоды развития. Этот процесс, оставляя зародыш почти без изменений, постоянно накопляет в последовательных поколениях все большие и большие изменения взрослой формы. Таким образом, зародыш представляет собой как бы сохраняемый природой портрет прежнего и менее измененного состояния вида. Возможно, что это положение верно, но едва ли его можно